Читаем Вся синева неба полностью

Она вынуждена прерваться, чтобы остановить поток готовых пролиться слез.

— Вы были рядом с ним каждую секунду в этом последнем походе. Там… Там, в хижине, где находится Эмиль, есть картина… Вы увидите… Я оставлю ее для вас на видном месте. И вы всё поймете. Вы были рядом с ним на каждом шагу.

Она не может продолжать. Волнение слишком сильно. Приходится отключиться, не сказав больше ни слова.


Эмиль проснулся в тесной хижине, где пахнет сыростью. Он по-прежнему лежит, сил совсем нет, но утром ей удалось скормить ему несколько сухофруктов. Она оставила ему свой спальник. Ей он больше не понадобится. Ему нужнее. Он должен оставаться в тепле до прихода родителей. Она объяснила ему уже несколько раз:

— Скоро приедет папа. Ты должен отдохнуть до приезда папы, хорошо?

Он кивает. Он больше почти не разговаривает. От каждого слова начинает задыхаться. Он бледен. Ему уже недолго осталось. Время за полдень. Жоанна уверена, что Верже будут здесь до ночи. Она обо всем договорилась с пастухом, который, правда, мало что понял из ее рассказа.

— Приедут люди?

— Да. Родители Эмиля приедут к нему. Надо только проводить их в хижину, когда они будут здесь. Хорошо?

Он не сразу врубился.

— А вас здесь не будет?

— Нет.

— Как это — нет?

— Я должна уйти.

Он явно не обрадовался. Смотрел сердито.

— Если бы вы могли проведывать его время от времени…

На этот раз пастух разозлился всерьез:

— Я, между прочим, работаю!

Жоанна не стала настаивать. Все равно она никак не могла решиться уйти, оставить Эмиля одного. Она сидела рядом с ним, понемногу поила его водой, укрывала спальником до подбородка. Ему холодно. Картина, которую они написали вдвоем, лежит на деревянном столе на самом виду. Рядом черный блокнот Эмиля. Жоанна выглядывает в окно. Небо синее. Солнце потихоньку клонится к закату. Ей думается, что хорошо бы вынести Эмиля на траву и уложить, чтобы он полюбовался закатом солнца в последний раз, но она знает, что у нее не хватит сил. И она лишь предлагает ему посмотреть на небо, на красивое синее небо в окно.


Она слышит вдали шум мотора. Пастух объяснил ей, что по крутой дороге можно в случае необходимости доехать почти до долины и хижин, за несколько сотен метров. Она знает, что это они. Никто никогда не ездит по этой дороге, сказал пастух. Разве только на внедорожнике или по особому разрешению. Жоанна взяла на себя получение разрешения у пастуха. У него есть ключи от тяжелых ворот, перегораживающих дорогу. Это его дорога. По ней ему раз в месяц привозят продукты и лекарства от давления. Он был недоволен, но согласился открыть ворота. Верже приближаются. Через несколько минут они выйдут из машины сотней метров ниже и пойдут наверх пешком, скорее всего бегом. Пора Жоанне уходить, протиснуться между скалами и исчезнуть в лесу.

— Ладно, — нервно шепчет она. — Я должна тебя оставить. Папа едет. Я пойду за ним, хорошо?

Его бледное лицо кивает.

— Мы скоро увидимся, сокровище. Мы увидимся очень скоро.

Она целует его лоб, влажные волосы. Пересекает хижину, как в замедленной съемке. В последний раз оглядывается на него с порога шаткой двери. И все. Она исчезает со своим большим красным рюкзаком.

Нет никаких слов, когда уходят по-настоящему.

Эдмон Жабес. Книга сходств


ЭПИЛОГ

Летний день серенький, собирается гроза. Небо низкое. Воздух тяжелый. Вот-вот ливанет. На паперти церкви Нотр-Дам-де-Виктуар собралась толпа. Плотная толпа, которая все растет. Жозеф всегда говорил Жоанне: «Чтобы узнать возраст покойника, посчитай, сколько человек пришли на его похороны. Чем больше народу, тем он моложе». Жоанна спросила, как объяснить эту абсурдную теорию, и Жозеф ответил, пожав плечами:

— Похороны старика мало кого волнуют. На них нет нужды приходить.

Жоанна с высоты своих девяти лет возразила:

— Это неправда!

Жозеф снова пожал плечами.

— Хорошо, я назову тебе другую причину. Друзья стариков сами уже старики… или умерли.

Сегодня утром, 20 июня, толпа не лжет. Умер молодой человек. На паперти есть семьи с новорожденными, но много и совсем молодых людей, видимо, только что окончивших университет. Друзья.

Жоанна приехала в Роанн на поезде рано утром. Ей пришлось встать ни свет ни заря. В четыре часа утра. По дороге поспать не удалось, а на вокзале пришлось разбираться в непонятных картах автобусной сети Роанна и два раза ошибиться линией. Она думает, что никогда не была привычна к городу, но эти двенадцать месяцев вне цивилизации, в сердце Пиренеев, окончательно сделали ее неприспособленной к городской жизни.

Колокола звонят, церемония вот-вот начнется. Толпа, теснясь, тянется внутрь. Жоанна стоит в стороне, на тротуаре напротив, в сотне метров от церкви. Она войдет, когда все займут места внутри. Она чувствует себя здесь чужой. Больше ста человек пришли проститься с Эмилем. Больше ста человек знали его, общались с ним, любили. Однако с ней, самой из всех незнакомой, он предпочел умереть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза