Вся твоя ложь

– Да, пожалуйста! Просто это же ты спросила, почему у меня такой самодовольный вид, – хмыкает Зора и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. – Когда именно мы сможем нормально обо всем поговорить? Ты же приехала сюда не только и не столько ради наследства матери, да? Твоя дочь здесь очень несчастна – это же очевидно. Ты что, ненавидишь ее так же, как твоя мать когда-то ненавидела тебя? Какого черта ты все это делаешь? И что, в конце концов, произошло между тобой и Эндрю?

Я поднимаю глаза на Зору – никогда до этого я не видела ее с таким серьезным выражением лица. Я знаю Зору с детства. Мы с ней постоянно обсуждали любые наши проблемы, я всем всегда с ней делилась. И, наверное, сейчас в первый раз за все эти годы мне не хочется посвящать ее ни в какие детали…

– Почему ты не хочешь мне все подробно рассказать, Сэди?

Я смотрю на свою подругу, и в голове проносятся воспоминания обо всех наших прошлых задушевных разговорах. В памяти поочередно всплывают все те моменты, когда Зора уговаривала меня не убегать из дому и сохранять спокойствие даже перед лицом ужасных провокаций со стороны Лидии, моей матери. И все то утешение и поддержку, что я получила от нее, переживая отчуждение и угрозу потери матери в качестве близкого человека, когда Лидия ясно дала понять, что мне придется выбирать между тем, чтобы остаться хоть в каких-то отношениях с ней, с моей собственной матерью, и тем, чтобы самой стать матерью. Я тяжело вздыхаю.

– Я никому не говорила о том, что произошло.

– Я твоя лучшая подруга, Сэди. И тебе хорошо известно, что на меня всегда можно положиться. И я знаю тебя, знаю, что ты за человек – ты бы никогда не разрушила свою семью из-за какой-нибудь мелочи. Должно быть, случилось что-то действительно серьезное. Ты застукала его с кем-то в постели?

Я качаю головой:

– К сожалению, нет. Хотела бы я, чтобы все было так просто. Хотя погоди-ка, по всей вероятности, за моей спиной что-то подобное, должно быть, и происходило. Его поведение было таким странным… Но я ушла от него не из-за этого…

Я делаю еще один большой глоток вина. Я вдруг почувствовала, как отчаянно хочу разделить с кем-нибудь бремя своих переживаний. Несмотря на тот животный ужас, который все еще дремлет в глубине души и периодически поднимается на поверхность сознания.

Зора смотрит на меня скептически:

– Эй, но ведь речь идет об Эндрю. Об Эндрю – самом надежном и преданном человеке на планете, выросшем в неблагополучной неполной семье и всегда мечтавшем о крепком браке…

– Да, именно так о нем все и думают.

– Слушай, я вовсе не пытаюсь его обелить. Давай выкладывай, что же он натворил.

Мне становится не по себе, я начинаю ерзать на стуле. По крайней мере, я могу рассказать, как все началось, убеждаю я себя.

– За последние пару лет он все больше и больше от меня отдалялся. Я не могу точно вспомнить, когда впервые я это почувствовала – после смерти матери у меня было тяжелое время.

– Да уж… Я помню, – хмыкает Зора, выражая таким странным образом свое сочувствие.

– Я видела, что творится что-то неладное, но не могла понять что именно. По ночам Эндрю часами разговаривал с кем-то по телефону, запираясь в своем кабинете. Он больше не оставлял свой телефон без присмотра, как раньше, теперь всегда носил его с собой. А потом он вообще перестал обращать на меня внимание.

– Как так?

– Он полностью перестал меня замечать, прекратил смотреть на меня. Два года назад, после смерти Лидии, когда всплыли условия ее завещания, мы с ним крепко поссорились. Он считал, что мы обязательно должны выполнить ее требование, чтобы получить наследство. Я сказала «нет». Но он был настолько невыносим, что в конце концов я сдалась и даже позвонила в «Ашамс». Там, разумеется, никаких свободных мест не было и в помине, как я тебе уже рассказывала. И вот вскоре после этого Эндрю перестал смотреть мне в глаза. Как будто я прекратила свое существование.

– Как это? Я ничего не понимаю… – растерянно бормочет Зора.

– Последние два года Эндрю отказывался смотреть на меня, он не видел меня в упор. Он будто покрылся непроницаемым стальным панцирем. На поверхности безукоризненно вежливый, безупречно услужливый, выполняющий все свои обычные обязанности. Но внутренне я перестала для него существовать.

Зора молчит.

– Вот видишь, я знала, что ты не поймешь.

Зора продолжает сидеть, не проронив ни слова.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – с любопытством спрашиваю я.

– Даже и не знаю, что тут скажешь, – отстраненно говорит Зора. – Он объявил тебе бойкот? Вот что между вами происходило?

– Нет. Не бойкот. Он разговаривал со мной. Точнее, он что-то говорил мне. Просто ему особо нечего было мне сказать. Все наши разговоры были такие бессмысленные. Чисто на бытовые темы: какие-то повседневные нужды, покупка продуктов… Ничего существенного.

– Но он все-таки разговаривал с тобой? – уточняет Зора.