А еще она отписалась от моего тамблера и не догадывается, что я в курсе. Однажды я запостила фотографию Эмметта Тилла, чернокожего четырнадцатилетнего мальчика, которого в 1955 году убили за то, что он свистнул вслед белой женщине. Его изуродованное тело не было похоже на человеческое. Возмущенная Хейли моментально от меня отписалась. Я думала, ей трудно поверить, что кто-то мог поступить так с ребенком, но нет. Она не могла поверить, что я перепостила такую ужасную картинку.
Вскоре после этого Хейли перестала ставить лайки и делать репосты с моей страницы. Я проверила список подписчиков. Ой, Хейли меня больше не фолловит. Я живу в сорока пяти минутах езды отсюда, а потому тамблер для меня – это священная земля, в которой зацементирована наша дружба. Расфолловить меня – то же самое, что сказать: «Ты мне больше не нравишься».
Может, я слишком чувствительная. А может, что-то и правда изменилось. Может, изменилась
Звенит первый звонок. По понедельникам первым уроком у нас с Хейли и Майей английский. По пути они начинают большую перерастающую в спор дискуссию о командах НАСС[41]
и Финале четырех Евролиги[42]. Хейли родилась фанаткой «Нотр-Дама»[43]. Майя же питает к ним почти нездоровую ненависть. Я в их разговор не влезаю. Все равно я больше по НБА[44].Мы сворачиваем в коридор; в дверях класса, спрятав руки в карманы, стоит Крис с наушниками на шее. Он смотрит прямо на меня и загораживает проход.
Хейли переводит взгляд с него на меня: туда-сюда, туда-сюда.
– Ребят, у вас что-то случилось?
Наверное, меня выдают плотно сжатые губы.
– Ага, типа того.
– Вот мудила, – говорит Хейли, и я вспоминаю, почему мы дружим: ей подробности не нужны – моих обидчиков она автоматически вносит в черный список. Это началось еще в пятом классе, за два года до того, как к нам присоединилась Майя. Мы тогда были теми еще плаксами – и постоянно рыдали. Я – из-за Наташи, Хейли – потому что у нее мама умерла от рака. Так мы вместе и скользили по волнам скорби. Поэтому теперь особенно странно чувствовать между нами разлад.
– Что будешь делать, Старр? – спрашивает она.
Не знаю. До случая с Халилем я хотела отстраниться от Криса, чтобы ему было больнее, чем парням в
А знаете что? Я ударю по нему в стиле Бейонсе. Будет не так мощно, как
– Я сама с ним разберусь, – говорю я Хейли и Майе.
Они идут по бокам от меня, как телохранители, и вскоре мы оказываемся у двери.
Крис кивает нам.
– Дамы.
– С дороги, – командует Майя. Забавно, учитывая, насколько Крис выше нее.
А он смотрит на меня своими нежно-голубыми глазами.
Он загорел на каникулах. Как-то я сказала ему, что он бледнющий, как зефирина. Ему не понравилось, что я сравниваю его с едой. Я напомнила ему, что он и сам провинился, назвав меня карамелькой. Это его заткнуло.
А вообще – блин. На нем тоже одиннадцатые джорданы, как в
– Я хочу поговорить со своей девушкой, – заявляет он.
– Не понимаю, о ком ты, – выдаю я профессиональный удар в стиле Бейонсе.
Он шумно выдыхает через нос.
– Старр, пожалуйста, давай хотя бы поговорим.
– Обидишь ее – убью, – предупреждает его Хейли, и они с Майей проходят в класс.
Мы с Крисом отходим от двери. Опершись спиной о шкафчик, я скрещиваю руки на груди и говорю:
– Слушаю.
Из наушников у Криса гремят басы. Наверное, это одна из его песен.
– Мне жаль, что так получилось. Нужно было сначала все с тобой обсудить.
Я поднимаю голову.
– Да мы это уже обсуждали. Неделю назад, помнишь?
– Да помню я, помню. И я тебя услышал. Просто хотел приготовиться на случай…
– Думаешь, если нажать на нужные кнопки, я передумаю? – фыркаю я.
– Нет! – Он поднимает руки вверх, словно сдаваясь. – Старр, ты же знаешь, я бы не… Это не то… Прости, ладно? Я увлекся.