Вся ваша ненависть

Халиль прячет щетку и врубает на стерео какой-то старый рэп, который папа ставил тысячу раз. Я хмурюсь.

– Почему ты всегда слушаешь старье?

– Эй, уймись! Тупак – тема.

– Ага, был темой двадцать лет назад.

– Нет, и сейчас тоже. Вот, зацени. – Халиль тычет в меня пальцем – это значит, что он вот-вот разразится очередной философской тирадой. – Пак говорил, что Thug Life[10] расшифровывается как The Hate U Give Little Infants Fucks Everybody – вся ваша ненависть, которой вы пичкаете детей, в конце концов нас всех отымеет.

Я поднимаю брови.

– Чего-чего?

– Внимательно слушай! The Hate U – просто буква U – Give Little Infants Fucks Everybody. T-H-U-G L–I-F-E. То есть то, как общество относится к нам, подросткам, в конечном счете самому же обществу выйдет боком, когда мы окончательно слетим с катушек. Врубаешься?

– Блин. Кажется, да.

– Теперь понимаешь? Я же говорю, он актуален и сейчас.

Халиль поет и кивает в такт. Интересно, что же он делает, чтобы «всех отыметь»?.. Я догадываюсь, но надеюсь, что неправа. Поэтому хочу, чтобы он сам сказал.

– Ну так а чем ты был занят все это время? – спрашиваю я. – Пару месяцев назад папа сказал, что ты уволился из магазина, и с тех пор я тебя не видела.

Халиль наклоняется поближе к рулю.

– Куда тебя подкинуть – домой или к магазину?

– Халиль…

– Домой или к магазину?

– Если ты торгуешь этой дрянью…

– Старр, не суй нос куда не надо! За меня не волнуйся. Я делаю, что должен.

– Бред собачий. Ты же знаешь, мой папа может тебе помочь.

Он потирает нос, прежде чем солгать:

– Мне не нужна помощь, ясно? И от минимальной зарплаты, которую мне платил твой папа, помощи не было никакой. Я устал выбирать между светом и жрачкой.

– Я думала, твоя бабушка работает.

– Так и было, но потом она заболела. Эти клоуны из больницы обещали, что все будет как прежде, но через два месяца ее уволили. А все потому, что она уже не могла работать как следует, ведь на химии здоровенные мусорные мешки особо не потягаешь. – Он качает головой. – Забавно, да? Ее уволили из больницы по болезни.

В «импале» повисает тишина, и только Тупак спрашивает: в кого ты веришь? Я не знаю.

У меня снова жужжит телефон. Либо Крис продолжает просить прощения, либо Кения просит помочь ей разделаться с Деназией. Но нет – на экране эсэмэски от старшего брата, написанные большими буквами. Не понимаю, почему он так пишет. Наверное, думает, что это меня пугает, хотя на самом деле только выбешивает.

ТЫ ГДЕ?

НАДЕЮСЬ, ВЫ С КЕНИЕЙ НЕ НА ТОЙ ТУСОВКЕ

Я СЛЫШАЛ ТАМ СТРЕЛЯЛИ

Хуже заботливых родаков только заботливые старшие братья. От Сэвена меня не спасет даже Чернокожий Иисус.

Халиль ненадолго задерживает на мне взгляд.

– Сэвен, да?

– Как ты догадался?

– Когда он с тобой говорит, у тебя такой видок, как будто ты хочешь кому-нибудь вмазать. Помнишь, когда на твой день рождения он без умолку советовал тебе, какие желания загадать?

– Ага, и я въехала ему по зубам.

– А Наташа еще злилась, что ты затыкаешь ее «бойфренда», – смеется Халиль.

Я закатываю глаза.

– Как же она меня бесила своей любовью к Сэвену. Мне кажется, половину времени она приходила, только чтобы его увидеть.

– Да не, она приходила, потому что у тебя были кассеты с «Гарри Поттером». Помнишь, как мы себя называли? Трио-с-района. Дружба теснее, чем…

– …у Волан-де-Морта в носу. Какими же дурачками мы были!

– Скажи? – смеется он.

Мы хохочем, но чего-то нам не хватает. Вернее, кого-то. Наташи.

Халиль смотрит на дорогу.

– Целых шесть лет прошло, прикинь?

И тут мы вздрагиваем от звука бип-бип: в зеркале заднего вида мигают голубые огни.

Два

Когда мне было двенадцать, родители провели со мной две серьезные беседы.

Первая была обычной, о тычинках и пестиках. Ну, не совсем обычной. Моя мама, Лиза, работает медсестрой, а потому подробно рассказала мне, что и как происходит и чего ни в коем случае не должно происходить, пока я не вырасту. Впрочем, тогда я сомневалась, что со мной вообще может что-либо произойти. Между шестым и седьмым классом у всех девочек уже начала расти грудь, а моя оставалась такой же плоской, как спина.

Вторая беседа была о том, что делать, если меня задержат копы. Помню, мама возмутилась и сказала папе, что я еще слишком маленькая, а он ответил, что для ареста или пули лет мне уже достаточно.

«Старр-Старр, выполняй все, что тебе говорят, – сказал папа. – Держи руки на виду. Не делай резких движений. Говори только тогда, когда к тебе обращаются».

В тот миг я поняла, что все серьезно, ведь папа – главный любитель потрепаться, и раз уж он говорит помалкивать, значит, надо помалкивать.

Надеюсь, с Халилем проводили такие же беседы.

Выругавшись себе под нос, он выключает Тупака и сворачивает на обочину. Мы на Гвоздичной улице, где бóльшая часть домов заброшена, а половина фонарей разбита. Вокруг никого, только мы и коп.

Халиль выключает зажигание.

– Интересно, что этому дурню надо?