— Может, может, — включился в разговор генерал Деникин, — достаточно вспомнить поведение этих самых «союзников» во время войны. Не забудьте, господа, как по требованию французского Генштаба в августе четырнадцатого было остановлено успешно начатое русское наступление в Галиции. Австро-Венгерская империя реально стояла на грани военной катастрофы. Еще чуть-чуть, и нам была бы открыта прямая дорога на Будапешт. Могу сказать, что эта злосчастная война могла действительно окончиться до осеннего листопада полной победой русского оружия, поскольку как минимум половина снятых с Западного фронта германских сил, вместо переброски их под Кенигсберг, была бы отвлечена на помощь терпящим катастрофу австрийцам.
Тут я снова вступил в беседу.
— Господа, — сказал я, — мне довелось недавно побеседовать с великим князем Николаем Николаевичем-младшим, который в начале войны был главнокомандующим Русской армии. Он рассказал о той настойчивости, с которой наши союзники требовали перенести главный удар в Силезию. Вы все помните, чем это наступление закончилось и как дорого оно обошлось Русской армии… А ведь Галиция больше подходила для проведения скоротечной маневренной операции. Уж поверьте, у меня есть опыт в этом деле…
— Хм, — задумчиво сказал генерал Леонтович, — господин полковник, говоря о скоротечной маневренной операции, вы имеете в виду операцию, которую вы провели под Ригой? Мы тут с господами офицерами, если говорить честно, до сих пор теряемся в догадках — как вам удалось молниеносно разгромить целую германскую армию?
— Это особый случай, — ответил я. — Успех под Ригой решили многие факторы, среди которых были хорошо поставленная разведка, наличие под рукой мощного механизированного резерва, выдвинутого на позицию в нужный момент, и авиационная поддержка. Фельдмаршал Гинденбург сам сделал все для поражения руководимых им войск.
— Неужели все так просто, как вы рассказываете, господин Бережной? — с деланым недоумением и сарказмом спросил меня полковник Кислов. — А мы-то думали, что там произошло что-то особенное, недоступное простым смертным.
— Напрасно вы ерничаете, господин полковник, — вмешался в разговор генерал Марков. — Если бы в русской армии разведка и снабжение были поставлены так же, как у Вячеслава Николаевича в его Красной гвардии, то многих трагических событий во время прошедшей войны можно было бы избежать. Элементарные ведь вещи, а вот задумываться о них мы начали только сейчас. К тому же о Моонзундской и Рижской операциях совершенно не были осведомлены наши так называемые союзники. Ведь Россия проводила их исключительно в собственных интересах. Кстати, интересное совпадение — Февральский бунт, закончившийся отречением государя, произошел вскоре после того, как командующий Черноморским флотом адмирал Колчак начал подготовку к проведению десантной операции по захвату Босфора. Вы все знаете, как британцы не желали этого.
Антон Иванович Деникин, окончательно убедив господ офицеров, поставил в этой несколько затянувшейся дискуссии финальную точку.
— Я согласен с полковником Бережным, — сказал он, — особенно в том, что, совершив определенные враждебные действия против Российской империи, англичане и французы сами лишили себя статуса наших союзников. Мы вышли из этой совершенно ненужной войны, и вот пусть теперь эти господа сами воюют с германцами. Нашей же заботой должно стать восстановление территориальной целостности России и наведение в ней порядка, основанного на вере и справедливости, оставляя вопрос государственного устройства за скобками. Слишком много всего было наворочено за последний год, чтобы просто так, с разбегу, пытаться что-то решить. Сначала надо в стране порядок навести и народ успокоить. Ну, а потом уже и политикой заниматься.
— Однако, Антон Иванович, — снова задал вопрос неугомонный полковник Кислов, — ваше мнение нам уже известно, но вот интересно, что по этому поводу думают полковник Бережной или господин Сталин?
— За товарища Сталина, — ответил я, — ничего не могу сказать, но вот свое мнение и мнение моих товарищей попробую озвучить.
— Извольте, — кивнул полковник Кислов, — было бы весьма интересно его узнать.
— Сразу хочу сказать, — начал я, — что возврата к той ситуации, что была до февраля семнадцатого, не будет. Династия Романовых неудачами последнего царствования полностью дискредитирована. Да и сам Николай Александрович обратно на трон не рвется — он хочет пожить спокойно, занимаясь своей семьей.
Генерал Леонтович задумался.
— Господин полковник, как я понимаю, вы в душе сожалеете о невозможности восстановления монархии. Хотелось бы еще знать, почему?