Тысячетрубый оркестр внезапно смолкает. Со всех сторон несется резкая, четкая дробь барабанов. На площадь вступает необычная колонна. Двести советских воинов несут наклоненные к земле знамена и штандарты разбитых и разгромленных немецко-фашистских частей и соединений. Это трофеи советских войск. Они добыты в жестоких, победных сражениях. Вот колонна поравнялась с центральной трибуной и замерла на мгновение. Сделан поворот направо, и бойцы бросают к подножию Мавзолея, на мостовую поверженные фашистские знамена и штандарты. Таков бесславный конец «блицкрига», таков результат разбойничьего похода гитлеровцев на Восток.
Этим и завершили свое прохождение по Красной площади войска Действующей армии. Затем началось шествие воинов Московского гарнизона, курсантов военных академий и училищ, боевой техники. Весь Парад Победы длился два часа.
Демонстрацию трудящихся Москвы на Красной площади из-за сильного дождя, начавшегося неожиданно, пришлось отменить.
Все промокли насквозь, промокли до нитки. Но настроение от этого ни на йоту не ухудшилось. Ничто не могло в тот день испортить его. Ликовала Москва, ликовала страна, празднуя трудную победу. И Громова переполняло чувство гордости за армию-победительницу, за воздушный флот, с которым он породнился в свои неполные восемнадцать лет.
И снова лето, снова я у Михаила Михайловича Громова.
Открыта настежь балконная дверь. В ее проеме виднеется Дом Совета Министров РСФСР, высотное здание СЭВ.
Гостиная квартиры Громовых обставлена просто. Старинный диван красного дерева соседствует с большим столом. Справа в углу — рояль «Стейнвейн». На стене, напротив рояля, в раме под стеклом, висит редкий рисунок Л. Пастернака «Рахманинов за роялем». В левом углу около балкона растет роскошный кактус, в правом стоит телевизор, рядом — кресло и столик с телефоном. Немало часов проводит в этом кресле Михаил Михайлович.
Прямо из гостиной дверь ведет в другую комнату, где стоит его рабочий стол, заваленный бумагами, письмами.
И еще — книги, много книг. Авторская надпись на одной из них, посвященной И. М. Сеченову, гласит:
«Выдающемуся летчику нашей эпохи, глубокоуважаемому Михаилу Михайловичу Громову, открывшему значение научных идей И. М. Сеченова для сложнейшей деятельности авиаторов, для становления личности совершенного Человека, — от одного из авторов этой книги с самыми сердечными пожеланиями».
Михаил Михайлович, как и много лет назад, по-прежнему работает над собой, восхищается совершенством, любуется прекрасным. И продолжает писать свои мемуары.
Снова тот редкий в сегодняшней жизни Громова день, когда он дома — и один. Я невольно подумал о том, сколько людей побывало в этой гостеприимной квартире. Сколько интересных бесед, суждений слышали эти стены. И я уверен, что каждый, уходивший отсюда, уносил с собой подаренный хозяином заряд бодрости, частицу его влюбленности в прекрасное, в самую жизнь.
Высокий, стройный, широкоплечий, с орлиным взглядом и с мужественным лицом, гладко зачесанными назад, тронутыми сединой волосами, Михаил Михайлович спокойным, уверенным шагом легко прохаживается по комнате.
За плечами у Громова большая и сложная, подвергавшаяся опасности жизнь летчика-испытателя. Собственно, об этом и книга. Он воистину рыцарь пятого океана, первооткрыватель, эпоха в нашей отечественной авиации. Трудно представить Громова в отрыве от его главной жизненной линии, ибо человек и славен, и живет, и становится личностью, когда по-настоящему занят делом, увлечен им.
Но Громов невероятно богат талантами. Было бы у него побольше времени, он одновременно достиг бы многих высот. Однако он больше всего любил летать — и он отдал себя небу. И все же в течение всей жизни он находил и находит время для того, чтобы наслаждаться жизнью, интересующими его занятиями. Когда мы говорим о социальном оптимизме советских людей, то лучшего примера, чем Громов, не сыскать. Он увлекался психологией, философией, искусством. Его влекли театр, живопись, музыка. Он играет на гитаре, балалайке, скрипке, фортепьяно, рисует. Будь у него желание, он мог бы стать спортсменом-профессионалом высокой категории.
— Жизнь вокруг прекрасна, ее можно открывать бесконечно, — говорит Михаил Михайлович. — Но для этого нужно смолоду развивать, духовно обогащать себя, не быть «узковидящим». Не всегда это легко. Повседневная суета отодвигает «на потом» думы о прекрасном, мы становимся слишком рациональны. И порой необходимо огромное усилие воли, чтобы заставить себя работать над собой же. Представьте, насколько расширяет мировосприятие, обогащает умение видеть, понимать, чувствовать увлечение музыкой, литературой, живописью. И чем раньше это придет, тем лучше. Молодость, к великому сожалению, не знает, что самая большая пропажа — это время.
Громов умел его беречь, умел его «прессовать», умеет его ценить и сегодня: