В сентябре Пушкин приехал в Академию Художеств с женою Натальей Николаевной на нашу сентябрьскую выставку картин. Узнав, что Пушкин на выставке и пришел в Античную галерею, мы, ученики, побежали туда и толпой окружили любимого поэта. Он под руку с женой стоял перед картиной художника Лебедева, даровитого пейзажиста, и долго рассматривал и восхищался ею. Инспектор Академии, Крутов, который его сопровождал, искал всюду Лебедева, чтобы представить Пушкину, но Лебедева не оказалось нигде… Тогда, увидев меня, он взял меня за руку и представил Пушкину, как получившего тогда золотую медаль (я оканчивал в тот год Академию).
Поэт Пушкин при первом взгляде на группу Пименова («
— Слава богу! Наконец и скульптура в России явилась народная.
Президент А. Н. Оленин указал ему художника. Пушкин пожал руку Пименова, назвав его собратом. Долго всматриваясь и отходя на разные расстояния, поэт в заключение вынул записную книжку и тут же написал экспромт:
«Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о колено Бодро оперся, другой поднял меткую кость.
Вот уж прицелился… Прочь! раздайся, народ любопытный,
Врозь расступись: не мешай русской удалой игре».
Написанный листок вручен самим поэтом художнику, с новым пожатием и приглашением к себе.
19 ОКТЯБРЯ 1836 ГОДА, В ДЕНЬ ЛИЦЕЙСКОЙ ГОДОВЩИНЫ, ЗАКОНЧЕНА ПОВЕСТЬ «КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА».
…Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки Пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины…
ПРОТОКОЛ ПРАЗДНИЧНОЙ 25-ЛЕТНЕЙ ГОДОВЩИНЫ ОСНОВАНИЯ ЛИЦЕЯ
Праздновали двадцатипятилетие лицея Юдин, Мясоедов, Гревениц, Яковлев, Мартынов, Модест Корф, А. Пушкин, Алексей Илличевский, С. Комовский, Ф. Стевен, К. Данзас.
Собрались вышеупомянутые господа лицейские в доме Яковлева и пировали следующим образом: 1) обедали вкусно и шумно, 2) выпили три здоровья (по заморскому toasts): а) за двадцатипятилетие лицея, b) за благоденствие лицея, с) за здоровье отсутствующих, 3) читали письма, писанные некогда отсутствующим братом Кюхельбекером к одному из товарищей, 4) читали старинные протоколы и песни и проч, бумаги, хранящиеся в архиве лицейском у старосты Яковлева, 5) поминали лицейскую старину, 6) пели национальные песни, 7) Пушкин начал читать стихи на 25-летие лицея, но всех стихов не припомнил и кроме того отозвался, что он их не докончил, но обещал докончить, списать и приобщить в оригинале к сегодняшнему протоколу.
…он извинился перед товарищами, что прочтет им пьесу, не вполне доделанную, развернул лист бумаги, помолчал немного и только что начал, при всеобщей тишине:
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался…
как слезы покатились из глаз его. Он положил бумагу на стол и отошел в угол комнаты, на диван… Другой товарищ уже прочел за него последнюю лицейскую годовщину.
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.
Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.
Всему нора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем Лицея день заветный;
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
На балу у княгини Бутеро. На лестнице рядами стояли лакеи в богатых ливреях. Редчайшие цветы наполняли воздух нежным благоуханием. Роскошь необыкновенная! Поднявшись наверх, мы очутились в великолепном саду, — перед нами анфилада салонов, утопающих в цветах и зелени. В обширных апартаментах раздавались упоительные звуки музыки невидимого оркестра. Совершенно волшебный очаровательный замок. Большая зала с ее беломраморными стенами, украшенными золотом, представлялась храмом огня, — она пылала.
Оставались мы в ней не долго; в этих многолюдных, блестящих собраниях задыхаешься… В толпе я заметил д’Антеса, но он меня не видел. Возможно, впрочем, что просто ему было не до того. Мне показалось, что глаза его выражали тревогу, — он искал кого-то взглядом, и, внезапно устремившись к одной из дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился вновь, но уже под руку с госпожею Пушкиной. До моего слуха долетело:
— Уехать — думаете ли вы об этом — я этому не верю — вы этого не намеревались сделать…