Вся жизнь перед глазами

Что приготовить на ужин? Может, просто поджарить бургеры? Эмма их любит. А к ним — замороженную картошку фри. И побольше кетчупа.

Сама Диана любила бифштексы.

С кровью.

С прожаренной до черноты корочкой.

Чуть подгоревшие и хорошо посоленные. На ребрышке или с косточкой.

Впрочем, тогда придется идти в магазин, а сейчас уже слишком поздно. Она почувствовала, что хочет есть. Не просто хочет есть, а умирает от голода. Надо побыстрее что-то схватить.

Диана вынула из мясного ящика в холодильнике фарш. Охлажденный, в целлофановой вакуумной упаковке. Темно-красный, с прожилками жира. Острым ножом надрезала целлофан и сняла пленку.

Ее обдало чуть сладковатым запахом, и рот сразу же наполнился слюной.

Положив мясо на рабочий стол, она вытащила пакет с замороженной картошкой, включила духовку и высыпала картофельные ломтики на противень.

Они были твердыми, в инее, и, пока она их раскладывала, обожгли ей руки холодом. С крючка, где та всегда висела, Диана сняла глубокую сковороду с длинной ручкой, поставила ее на плиту и зажгла газ.

Голубое кольцо огня вырвалось на свободу, как будто только этого и ждало.

Рубленая говядина холодила ладони, но все-таки не так, как замороженный картофель. Диана разделила фарш на небольшие плоские котлетки, и руки покрылись восковой пленкой жира. Пришлось долго тереть руки мылом под горячей водой.

Когда сковорода разогрелась, она выложила на нее три из четырех — две для Пола — котлеты. Едва сырое мясо коснулось раскаленного металла, раздалось обычное яростное шипение.

Оставшуюся котлету она поднесла к лицу, прямо к носу, и вдохнула ее запах…

Диана уже не помнила, когда она успевала проголодаться настолько, чтобы захотеть отведать сырого мяса.

Она понимала, что это не лучшая идея — есть сырое мясо.

Бактерии, глисты и паразиты. Коровье бешенство.

Но мясо было абсолютно свежим. Диана знала, что есть рестораны, где подают сырую говядину, а в некоторых странах блюда из нее считаются деликатесом. И чем, интересно, сырое мясо отличается от суши, которое она обожала?

Она откусила от краешка.

Даже вкуснее, чем она предполагала.

Холодное и нежное.

Если бы не освежающий привкус крови, оно казалось бы почти безвкусным.

Она протянула руку за солью, но в последний момент передумала, решив, что именно неотчетливая влажная мягкость делает вкус мяса таким привлекательным. Плюс ощущение чего-то гладкого, скользящего по языку, ни с чем не сравнимого. Что-то нежное, как пудинг, и скользкое, как мороженое или гуакамоле — пюре из авокадо с томатами, — только более плотное. Наверное, это и был вкус плоти. Прежде чем Пол с Эммой спустились на кухню, она проглотила всю котлету.

Часть третья

Тишина

— Ты что, не будешь бургер? — спросил Пол.

Они сидели за обеденным столом, но Эмма не поднимала глаз от тарелки.

— Я свои уже съела. — Диана пожала плечами. — Пока вы были наверху. Прямо умирала от голода. Буду только картошку.

Она перевела взгляд с Пола на Эмму, потом вопросительно посмотрела на мужа.

Тот в ответ пожал плечами и неопределенно покачал головой.

Все-таки замечательно, как они с Полом понимают друг друга, подумала Диана, и эта мысль согрела ее. Самым лучшим доказательством ее близости с мужем была их способность общаться без слов.

А вот ее родители так никогда и не нашли общего языка. Они жили в браке десять лет, но Диана никогда не воспринимала их как пару. Ей было восемь, когда они расстались, но на самом деле жизнь развела их гораздо раньше. У нее не осталось ни одного детского воспоминания, в котором присутствовали бы и мать и отец одновременно. Они ели в разное время, по вечерам сидели в разных комнатах, каждый перед своим телевизором и смотрели каждый свои излюбленные передачи. Спали они в одной постели, но при этом обитали на разных континентах: его материк был влажным и жарким, ее — чистым и песчаным, овеваемым легким бризом.

Спустя годы, когда Диана попала в беду, ее давно разведенные родители встретились снова — словно ступили на мост через разделявшее их пространство. Родительский мост. Диана все еще помнила то странное ощущение тепла, которое разлилось у нее по всему телу, когда в то сумрачное зимнее утро мать примчалась в полицейский участок и бросилась, обливаясь слезами, к отцу, а он спокойно и уверенно стал гладить ее по спине.

Наверное, у них все могло быть по-другому. Или нет?

Если бы они не развелись, сумев преодолеть взаимную ненависть, еще неизвестно, какой была бы ее юность.

Но одно она знала точно: если бы родители не разошлись, она, их дочь, не попала бы в полицейский участок.