Вся жизнь - поход

Ребята уже привыкли к моим выдумкам и начали обмозговывать, что из этого может получиться.

- А почему именно до двенадцати ? - спросили воспитатели.

- Потому что это не круглое число, - сказал я. - И пусть все думают, почему до двенадцати - скорее запомнят.

- Не побегут, - сказал Сергей Михайлович. - А впрочем, это даже интересно.

Скажите честно, вы бы побежали ? - спросил я членов Штаба и командиров.

- Мы бы побежали, а вот остальные...

- Которые, конечно, несознательнее вас, - закончил я недосказанную мысль. - Поверьте, если ребятам объяснить, что мы экономим их время и никому не позволим его транжирить, нас поймут. Предлагаю мое предложение не голосовать, а опробовать на линейке. Договорились?

Раз уж разговор зашел об экономии времени, я предложил изменить и форму проведения линеек.

Для чего нам нужны утренние и вечерние построения?

Прежде всего, для учета людей. Второе - для краткого объявления плана на день. Подробно говорить не нужно: члены Штаба есть в каждом отряде и сами расскажут там о своих решениях. Третье - для передачи дежурства от одного отряда к другому. И четвертое - для объявления людей, получивших благодарность или наряд от дежкома, если таковые будут.

Как уместить это в 5-6 минут ? А очень просто. Растолковывать ребятам все, что мы придумали на заседании Штаба, долго не пришлось - это было принято, как новая игра, и дня через три стало привычным. И тогда получилось вот что.

На двенадцатой секунде после второго сигнала трубы построение на линейке заканчивается. Отряды стоят один от другого на расстоянии метра, с командирами на шаг впереди. В пионерских галстуках - только командиры. Уже одно это позволяет мне и воспитателям пробежать взглядом по строю и увидеть, в каком отряде не хватает человека.

Вот теперь начинается отсчет времени.

Я говорю:

- Первый отряд!

- Все! - отвечает командир.

- Второй отряд!

- Все!

- Третий отряд!

- Четверо на кухне, остальные здесь!

- Четвертый отряд!

- Один в лазарете, остальные здесь! - И т. д.

На перекличку уходит 15-20 секунд. Дежурный командир в своей тетради делает пометки.

- Слово дежурному командиру, - говорит начальник Штаба.

Отчет дежкома предельно краток. Перед линейкой он уже подробно отчитывался на заседании Штаба и - что существенно - сам выставлял себе оценку за дежурство, а члены Штаба или утверждали оценку, или корректировали ее. По первости дежкомы мялись и возводили глаза к небу, когда их спрашивали:

- Что же ты, проработал весь день - и не можешь оценить, как ?

Я видел - чем ближе к заседанию Штаба, тем больше волновался дежурный командир. Он подходил ко мне или к воспитателям и спрашивал, не много ли будет, если он поставит себе "четыре". Его успокаивали и советовали поставить "пять". Дежком соглашался, но на Штабе все-таки говорил: "четыре".

- Почему "четыре"?

- Так...

- Есть предожение: "пять". - И дежком облегченно вздыхал под одобрительные реплики своих товарищей.

И теперь на линейке дежком говорил:

- День прошел нормально. Благодарности получили за добровольную пилку дров такие-то. Нарядников нет. Оценка - "пять".

Обычно я благодарил отличившихся ребят, но затягивать линейку не имел права, поэтому отчет дежкома и мое выступление занимали не более двух минут. Затем начальник Штаба называл дежурный отряд на следующий день. Из отряда выходил назначенный заранее командиром новый дежком и принимал от старого повязку и тетрадь.

Начальник Штаба объявлял, какие отряды уходят завтра в поход, и вызывал туриста, предложенного дежурным командиром за особые заслуги на спуск флага (утром флаг лагеря поднимал дежурный командир).

Я командовал:

- Лагерь, равняйсь! Смирно! Равнение на флаг! Командиры, салют! Флаг спустить!

Если не вмешивался наш писатель и врач Сергей Михайлович, лимит времени, отводимый на линейку, даже не исчерпывался.

Но у Сергея Михайловича почти всегда находились сверхважные темы для разговора именно на линейке. Он выходил к мачте и, дергая себя за пальцы, начинал объяснять, что любая царапина может привести к нагноению, если ее не смазать зеленкой, и как плохо поступил Юра Овчинников, сбежав из лазарета в поле на прополку капусты. Я знал, что такой разговор может тянуться бесконечно, и, извинившись, спрашивал ребят:

- Время линейки закончилось. Дадим Сергею Михайловичу слово?

- Дадим! - кричали ребята. Они любили Сергея Михайловича, хотя ни в грош не ставили его советы.