Всяческие истории, или Черт знает что

Так что повзрослеть юноше пришлось очень быстро. Скоро он перерос своего учителя. Ему было не более восемнадцати лет, когда он вручил матери первые плоды своего воспитания: скарб убитого им уличного торговца. Мать обрадовалась первому геройскому поступку сына, но галантные времена, когда она выходила в роскошных украшениях, для нее давно прошли, теперь же наступило время, когда человек со все более пугающей страстью погружается в накопительство, словно тем самым может душу и тело выкупить у смерти. Она заперла добычу в один из множества пустых сундуков и отправила сына на новые подвиги. Но совершать их ему следовало с осторожностью, окутывая тайной и коварной хитростью. Владетели соседних земель беспокоились о безопасности дорог, особенно — из Бургдорфа в Золотурн, близ Коппигена; им хотелось быть уверенными, что путь надежен, что никто там не будет вставлять палки в колеса, и если бы о вылазках Курта пошла молва, не уцелел бы его замок, да и матери пришлось бы еще поискать место, где преклонить свою недобрую голову. А потому набеги свои он совершал где подальше, а не на дороге из Бургдорфа в Золотурн; но все чаще звучала молва об ужасном, свирепом разбойнике, промышляющем между Бургдорфом и Лангенталем, или Золотурном и Херцогенбухзее, или Золотурном и Бюреном; особо опасен он был для купцов и, по слухам, обладал невероятной силой и статью. Пытались идти по его следу, да только как он появлялся, так и пропадал. Курт знал каждую расселину, каждый брод, каждую тропку в лесах и на болотах; верхом преследовать его в этих местах нечего было и думать, а пешему за ним было попросту не угнаться. Да и Юрг обычно был неподалеку, помогал, а то и направлял преследователей по ложному следу. Так провел Курт несколько лет, а Гримхильда тем временем наполнила не один сундук, но была все же недовольна сыном, который приносил домой все меньше, да и приходил все реже. Курт спутался со всяким отребьем и все, что ему удавалось добыть, люди эти тем или иным способом забирали — за игрой, а то и через девок с их ласками да забавами. За этой дикой, вольной жизнью в лесах и ущельях он с радостью забыл ворчливую мать в мрачном замке. Ей же это пришлось не по душе, да и Юрг был недоволен. Мать желала, чтобы сын принадлежал только ей. А потому даже и не пыталась пристроить его в какой-нибудь богатый замок; там ему пришлось бы прислуживать какому-нибудь рыцарю, а ей — снова испытывать нужду. Юрг не одобрял всей этой разнузданной разбойничьей жизни, как и все старые слуги, привязанные к дому почти так же сильно, как к хозяевам и прежним временам, на смену которым в очередной раз пришли новые. Старый господин тоже был человеком буйным и необузданным, но оставался рыцарем — на коне, с мечом и пикой; он не бегал на своих двоих с дубиной и клинком, что уж совсем не по-рыцарски. Бывало, что и Юрг тащился за ним верхом на своей кляче — чем не рыцарь! Замок же давно превратился в разбойничий притон — пробраться внутрь можно было только спешившись, и покидать его приходилось таким же образом, но в этом старик просто-напросто отказывался себе признаться.

Напрасно пытался он вразумить Курта; Курт как сыр в масле катался, в подобной компании чувствовал себя распрекрасно, а перед людьми более приличными он, естественно, испытывал стеснение, как боится пренебрежения всякий, кто в нынешнем своем окружении слывет первым. Но тут на помощь Юргу пришел случай.