Всяк бежит за своим светлячком

– Ну, чего убиваться? – безучастно покивала баба Клава. – Поезд ушёл… Надо помахать ему ручкой да взять урок на будущее. Дорогие уроки тем и хороши, что дорогие… Смирись… Скованному всё золотой верх… Да! – в её голосе качнулось любопытство. – Раз ты отчаливаешь, а позволь тебе один вопросишко на дорожку… Что это у тебя за каша с именами? Всё некогда было спросить… А тут… отбываешь… Что ни минута, новое имя выскакивает…

– О-о!.. – Довольство широко растеклось по Митрофанову лицу. – Не новое вовсе. А старое… Вы, баб Клав, за больную струну щипнули… Кто собирает марки, кто спичечные коробки, а я – имена. Да знай все люди, что значат их имена, они б, люди, больше ценили, уважали самих себя… Вот моё… Митрофан – явленный матерью… Явленный-то явленный, да ни отец, ни мать в ласке не звали меня как положено – Митря. А всё Митя да Митя. Я и привык, что для всех я Митя. Нравится мне Митя. И назови меня кто Митрей, я готов кулаки расчехлить… А этот разбойник… – Митрофан глянул на меня. – Он у нас утренний, ясный… Ой, я спутал. Он у нас не утренний и совсем не ясный. А вступающий в бой! Ёк-макарёк! Какой грозный наш Антя!

– Только что ж ты своего бойца не зовёшь своим именем? А всё… Двадцать раз на дню обратишься, двадцать раз всё с новым именем. Да одно чудней другого…

– А привычка… Моя воля, я б давал человеку сразу десятка три имён, и пускай всяк зовёт, как в какую минуту лучше. Скажем, сделал вам человек добро. В ту минуту он вам Ларушка, Ларя, Ларгий… Щедрый… А утешает в горе… Наумушка. Наум – утешающий… Верен вам муж целую неделю… Парамон! Прочный, надёжный, верный…

– Под всякий случай имя? Где набраться?

– Давно набрано, да всё раскидано! Сейчас в ходу сотни две имён, а было когда-то под сорок тысяч! Сорок тысяч!.. Пробросались, профукали… Старые имена непривычно звучат… А сколько среди них красивых! Меня так и поджигает их все вернуть… В них ушедшая Россия…

– Не горюй, Митяша! – стукнула баба Клава по столу. – Ушла старая, ну и пускай идёт. Ворочать не побежим. С погоста не таскают назад… Лучше скажи, чего наложено в моё имя? Что оно просказывает?

Митрофан надолго задумался.

– Ты чего вымалчиваешь? – теребит его баба Клава. – Иль преешь, как половчей слить пулю?.. Не надо брехотени… Правду, где ни бери, да подай!

Опустив голову, Митрофан с натугой пробормотал:

– Скрытная… ненадёжная… шаткая… хромая… Всё.

– Спасибо, хоть всё! – отхлестнула старуха. – Предупредил… Это ж где ты надёргал мне такой букетик?

Старуха подперла себя с боков кулаками.

– Где? – распаляясь, выкрикнула она.

– В книжках, – смято доложил Митрофан. – Я понимаю, это имя вам вовсе не идёт… Вам бы лучше… Флора… Богиня цветов и весны!

– Ну… – Старуха помягчела. – На Богиню я вся согласная… На цветок согласная… А кабы я была маленькая, как бы меня звали?

– Лора… Лорка… Х… Хлорка…

– Иди ты ежей пасти, горький забулдыжник! – снова влетела в гнев старуня. – Начал с Богини, а кончил хлоркой.

– Можем и от хлорки уйти…П'yша…Вам бы разве не подошло? Пульхерия… красивая… Или Ксюша… Поликсения… Очень гостеприимная… Или Прося… Проск'yня… Вдобавок к славе… Или сама Гонеста… Достойная уважения, честная, почтенная…

– Сперва наворочал кучу гадостей, а потом запел: честная, почтенная! Надо было и начинать с почтенной.

– Так то не про вас, – Митрофан до шёпота сбавил голос.

– А! – снова обиделась старухня. – Как почтенная – так не про меня! Про меня только и осталось, что скрытная да хромая!.. Обратно хороши холерики! Сам, видали, не святей ли матери, братуля – борец!.. Одна я в этой компании хромая да ненадёжная, да шаткая! У меня под крышей барствуют… и… У Фили пили, Филю ж и поколотили!?.. Таких и совесть не убьёт!

Старуха опрометью прошила к двери. Повернулась.

– Ну где я хромая? Где я шаткая? Я что, на костылях шлёпаю? Или по стеночке?.. Я вам, святые борцы, ещё покажу, какая я ненадёжная!

Старуха выскочила из комнаты и так хлопнула дверью, что весь вигвам её охнул.

– Однако бабуленция со бзыком… Распенилась… – Митрофан устало подсел ко мне на койку. – Ты чего как стукнутый? Вытащил обломинго?[58] Как сегодня экзамен, воркоток?

– На нашем фронте всё без перемен, – как можно равнодушней ответил я. – Петух.

– Ну Капитоша! Ну голова! Держи пятерик! – Он больно сжал мне руку. – Если кошка проворна, то и наша, – стукнул меня в плечо, – то и наша мышь шустра! Одни пятаки из огня таскать! Три экзамена – три пятака! Осталось через последнюю ступеньку перескочить, и наш Серафимчик[59] в дамках! Студиозус,[60] якорь тебя!.. Поздравляю от всей печёнки!

5

Не руби правду до состояния бифштекса.

Г. Малкин

Последнюю ступеньку я перескочил, но в дамки не попал.

Как в бреду, с пересохшим горлом рыскал я по списку принятых и себя не находил. Неужели – мимо?.. Неужели не взяли?..

Не-е, это сон белой кобылы. Вздор, чистейший вздор! Не может того быть!

Я снова и снова, может, уже в сотый забег проскакивал по списку с начала до конца и с конца до начала, однако на своей фамилии так и не споткнулся.