Обустроив быт, Руслан немедленно захотел подвигов. Он позвонил питерской кузине, с которой вместе ездил в пионерский лагерь. Кузина в отрочестве была председателем совета дружины и очень жалела о распаде пионерии.
– Представляешь, – говорила она, – идешь ты под барабанную дробь вдоль линейки, в отглаженной форме, с косичками, с бантами, с красным галстуком… Идешь и считаешь: этому дала, этому дала, а этому не дала… Эй, парень, постой!
– Скажи мне, сестрица моя падшая, а где здесь собираются пидорасы?
– В Катькином саду, где ж еще. Там полсквера пидорасы, а полсквера шахматисты. Если перепутаешь – ничего страшного. Все шахматисты пидорасы. Пива хочешь?
В Катькином саду было по-осеннему сумрачно. Руслан сидел на скамейке с видом неприступным и решительным. Из темноты вынырнул человек неопределенных очертаний и возраста. За собой на поводке он волочил ньюфаундленда. Выражение морды у собаки было тоскливым, как у секретарши в неприемный день.
– Маалаадой человек, не хотите ли приятно провести время? – поинтересовался хозяин водолаза.
– С вашей собакой, что ли?
– Нееееет, со мной!
– Да нет, уж лучше с собакой.
Во время диалога Руслан краем глаза следил за молодым человеком, нарезавшим круги вокруг скамейки. Круги сужались, но медленно. Парень был очень живописен: штаны у него были красные, пуховик зеленый, волосы белые, крашеные. В промозглом саду он радовал глаз буйством красок.
Сидеть еще час на холодной скамейке Руслану не хотелось.
– Юноша! – сказал он хриплым басом и закурил. Юноша вздрогнул. Руслан откашлялся и повторил уже более томным голосом: – Юноша, сигаретки не найдется?
– Да! Вот! А ты какие куришь?
– Я любые курю. К кому поедем? Всю дорогу юноша говорил. О том,
как он любит Аллу Борисовну Пугачеву. Услышав имя своего детского кошмара, Руслан вздрогнул и посмотрел на нового знакомца с опаской. Но дальше было еще хуже. После символического распития спиртных напитков в комнате Руслана потенциальный любовник разделся, принял коленно-локтевую позу и заявил:
– Знаешь, я люблю, когда мне спину чешут платяной щеткой.
– ?..
– Ну почеши мне спину платяной щеткой, пожалуйста!
– Может, просто поебемся, без щетки? Ну там, минет, то-сё, все дела?
– Я без щетки не могу! Пришлось чесать, нечесаный юноша был непригоден к употреблению.
А погоды в том году стояли замечательные. Летные стояли погоды. Вот и индуска-первокурсница пришла домой в общагу, уборку сделала, супу откушала, собрала учебники в стопочку и закрыла окно… с той стороны. Просто картина маслом: я кобелю спину волосатую щеткой чешу, тот прется, а>кно хрюкает, а мимо окна индусская студентка рыбкой пролетает. Ну, у меня щетка из рук выпала. Что, говорю, извращенец, так и будешь под щеткой блеять? Люди гибнут, а ты половьсми извращениями занимаешься!
После долгих уговоров удалось склонить юношу к разврату.
Когда мне позвонила кузина за отчетом, я мрачно сплюнул и пробормотал: «Эстеты, бля!»
С кузиной у Руслана сложились отношения довольно близкие. Большую часть времени Сонечка проводила в кресле, задрав красивые ноги на комод, и курила. От кресла (а иногда даже от курения) Сонечку могли отвлечь только две вещи: перспектива поиграть на пианино (она была профессиональной музыкантшей) и перспектива секса.
Бытовые глупости, в частности уборка квартиры и приготовление еды, Сонечку не беспокоили. Как-то раз под Сонечки-ной ванной Руслан обнаружил полное собрание сочинений Мережковского, четыре порнографические открытки и сломанный синий вибратор. В другой раз в холодильнике он нашел мраморную пепельницу с окурками.
Иногда в Сонечке просыпалась еврейская женщина, и тогда она начинала лихорадочно готовить еду.
Однажды решила сделать специальное еврейское блюдо: фаршированную курицу. Ожидались гости.
– Ну подумаешь, не было в доме целой курицы – не в магазин же за ней идти! – оправдывалась позже она.
Сонечка взяла пять куриных окороч-ков, нафаршировала их специальной еврейской начинкой, СШИЛА их между собой и запекла.
Руслан на вид получившегося блюда не отреагировал. Ему хотелось есть, а в юности нажористость обеда волнует гораздо больше его эстетических свойств.