Всякая всячина. Маленькие истории, возвращающие нас в детство

— Ты украл его? — прямо спросил Володька, когда отдавал Лехе деньги.

— Что?

— «Дипломат». Его искали.

Алексей не стал отпираться и, стараясь не глядеть на Яковлева, оправдывался:

— Мне очень, очень нужны были деньги, но это в первый и в последний раз, Володь. Клянусь…

Половина из «двадцатки» безвозвратно улетела к концу учебного дня, когда широким жестом Куницын кинул червонец продавщице пивного ларька, угощая всех ребят из класса. С приходом Лехи и частенько на переменах забегали сюда в ларек, преступно установленный метрах в ста от школы.

Яковлев пить пиво не стал. Весь оставшийся день он размышлял, оценивал поступки Лехи, свои, мучился от вопроса — нужен ли ему такой друг, как Леха, а если да, то как его сделать менее проблемным, не предполагая, что Алексей опять исчезнет на несколько дней и будет в школе появляться только с утра на несколько минут, чтобы узнать свежие новости, а заодно, как он выражался, для того, чтобы «обтяпать кое–какие делишки».

Володька собирался сходить домой к Лехе, но что–то не пускало, что–то останавливало: имеет ли право влезать в чужую жизнь со своими советами? А делать что–то надо было срочно, так как учители не на шутку грозились выгнать его из школы и в комиссию по делам несовершеннолетних передать дело. Но Леха пришел сам и пришел не один.

Пошатываясь, за Лехой, тяжело дыша, запрокидывая голову, как будто испытывая страшную боль, стоял один из его двух спутников с потрескавшимися губами и остекленевшими глазами. И, указывая на него, Куницын сказал:

— Слушай, моему приятелю плохо, он отравился, видишь, какой бледный.

Володька понимающе кивнул головой.

— Слушай, Володь, — продолжал Леха, — принеси аптечку, мы посмотрим таблетки, может ему поможет что–нибудь.

Не ожидая подвоха, Яковлев вытащил из шкафа маленький отцовский чемоданчик с лекарствами, отдал ребятам, а сам отправился на кухню за водой для больного, и когда налил минеральной и принес доверху наполненный бокал, и когда увидел бегающие, по–волчьи блеснувшие глаза, и руки, быстро спрятанные в карманы, только тогда почувствовал запах спиртного и начал внимательнее рассматривать осунувшиеся лица, сгорбленные фигуры, поражаясь тому, как ребята не по годам состарены, и в искренности слов друга, в болезни его спутников, усомнился.

— Ну, мы пошли, Володь, спасибо за «колеса».

Внизу затихли торопливые шаги. Володька не понимал, почему не задержал Леху хотя бы на пять минут, чтобы возобновить прерванный разговор, корил себя, но что–то тревожное, чего не назвал бы вслух, потому что чувство это было неопределенным, подспудно подсказывало, что он не вынес бы и пятиминутного присутствия его спутников, и, машинально пощипывая кожу на шее, на щеках, вдруг понял, точнее догадался о цели их визита, догадался, что они что–то взяли, но что? Что конкретно их привлекло? Деньги? Ценности? Вещи? И он, ошарашенный этой мыслью о недозволенном, недопустимом, лихорадочно копаясь в одежде на вешалке, в шкафу, и тумбочке, шаря по карманам, заглядывая на холодильник, где под тюлевой накидкой хранились расходные деньги, убедившись, что все вроде нетронутым лежит на месте, махнул рукой: «А-а, ладно».

Алексей снова исчез на неделю, и Володька уже не рассчитывал увидеть его в ближайшие дни, но раздавшийся вечером, часов в девять, телефонный звонок разрушил это предположение. Яковлев вздрогнул: к тому, что каждый связанный с Лехой звонок приносит различные неприятности, он еще не привык.

— Володю к телефону можно? А, это ты, старик? Привет! — По голосу и по тому, что язык заплетался, было понятно, что Леха пьян. Слушай, Володь, я тебя очень прошу, если можешь, то, пожалуйста, мне, конечно, неудобно, ну…

— Говори прямо! Что у тебя?

— Короче, я сижу в «Театральном» — это около «Летающей тарелки», ну, там, где Управление речного пароходства, ты знаешь. Так я могу рассчитаться с официантом — грозится сдать в милицию. Ты знаешь, чем это грозит? В общем, я тебя очень прошу, приезжай ко мне, не хватает четвертака. Договорились? Я жду. Не дождавшись ответа Алексей положил трубку. «Знает мой характер, — раздраженно подумал Володька, проклиная себя за мягкость, — придется Сереге отдать «пласт». Как ни дорожил он новой пластинкой «Битлз», но денег больше взять было откуда.