Всякая всячина

К началу его правления недовольство ельцинским режимом достигло высочайшего уровня, причём не только среди рядовых граждан, но и среди большинства тех, кто вроде бы неплохо устроился при новом порядке. Мелькавшие один за другим премьеры и чиновники много говорили, но ничего не умели — и страна всё явственнее скатывалась к хаосу. В этот момент и пригласили «технического специалиста». Человека, который мало занимался политикой (это можно было заметить, как в начале своей карьеры Путин позволял себе резкие изречения, недипломатичные вбросы — как принято среди «своих», но не на публике), но который был профессиональным аппаратчиком — то есть мог заставить хоть как-то работать разболтанный механизм государственной власти. И при этом сохранил систему, чтобы она, не дай Боже, не скатилась обратно к СССР.

Именно при Путине сложилось то, что вслед за Зиновьевым мы назовём постсоветизмом. Постсоветизм начал формироваться в России не в результате естественноисторического процесса, а как результат смешения своей и навязанной традиций, с добавлением национально-русского фундаментализма по образцу Российской империи. Черты советизма заметнее всего. Президент вынужден обязательно играть роль вождя не только для властных группировок, но и для населения. Именно к президентской власти всегда апеллируют люди абсолютно всех взглядов — даже завзятые западнисты-либералы видят главную задачу в смене «неправильного» президента на «правильного». Социальные гарантии являются частью обязанностей государства даже для тех, кто никогда не жил в СССР. И этот список можно продолжить. Вторая составляющая постсоветизма — это пропаганда примата частной собственности и всего с ней связанного, требования уровня жизни и возможностей не хуже привилегированных слоёв европейского общества. Поскольку мы, мол, достойны этого самим фактом своего существования. Сегодняшняя экономика — тоже гибрид советской и капиталистической.

Третий ингредиент — самый незаметный, но, тем не менее, самый важный. Поскольку он связан с идеологией общества. Обломки советской идеологии способны породить лишь мазохистскую тоску — поскольку даже самые яростные сторонники СССР жертвовать сегодняшним благополучием ради светлого будущего не желают. Попытка возродить в качестве идейной основы религию и образ «погубленной большевиками Российской империи» в 90-х провалилась. С одной стороны были сильны атеистические тенденции, с другой то же православие при патриархе Алексии сосредоточилось на внешней стороне дела, следом по церквям кинулись вчерашние партийные бонзы и новоявленные нувориши — а идей, способных тронуть души людей так и не нашлось. Возникшая в конце 90-х — начале 2000-х идеологическая труха вроде «национального подъёма» или «русского мира» могла в какой-то мере сгладить трясину идеологического болота, но стать надёжной опорой не могла.

Тем не менее, к окончанию первого президентского срока Путина можно было сказать, что система заработала. Прозападная элита была согласна на роль региональной державы, лишь бы не лезли в её вотчину и не угрожали отобрать страну вместе с набранными богатствами — судьба Горбачёва, вынужденного коротать век на американских пляжах не у дел никого не прельщала. Поддержал новый режим и бизнес: переход от права автомата к праву юридическому позволил хоть что-то планировать. Если по закону ты знаешь, что твой налог составляет, скажем, 15 % или даже 50 % и можешь быть уверен, что примерно те же 15 будут и в этом году, и в следующем, и через 10 лет, то можешь сегодня взять кредит, чтобы за 3 года построить новое предприятие, которое ещё 2 года будет окупаться и только затем станет приносить тебе прибыль. Вот только прибыли ещё нет, а 3 года платят зарплату строителям, которые будут возводить твое новое предприятие, есть работа у строителей, шоферов, поставщиков стройматериалов, всех, кто их будет кормить, поить, одевать, обувать, отапливать их дома и присматривать за их детьми в детских садах. Поэтому население, получив хоть какую-то стабильность, согласилось с костылями новой внутренней политики «национального единства» на уровне кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно». Хотя это и призывало ограбленных согласиться с тем, что их ограбили. Чётким сигналом, что реализовать планы по дальнейшей дезинтеграции не дадут, стало жёсткое подавление чеченского сепаратизма с одновременной интеграцией лояльных чеченцев из числа местной элиты в элиту российскую.