Уже через полгода вырученные от продажи дома и ценных бумаг деньги растворились в пространстве нестабильности, на что тетка Рая не переставала удивляться:
– Профукать такие капиталы! Да как же это возможно!..
– Не твое дело, – огрызалась мать, думая, что все-таки чрезмерные траты на Хабиба, может быть, не совсем обоснованны.
Но уже к ночи, оставив детей с теткой, она неслась через полгорода к своему возлюбленному, как снежный заряд врывалась в съемную квартиру с люксовой обстановкой – и падала в объятия своему любовнику страстной ланью.
А потом ночь любви. Ночь, в которой, казалось, были сосредоточены тысяча ласковых рук, вулканный жар полнокровных губ, беззастенчиво вторгавшихся в ее самое интимное, она кричала, царапая острыми ногтями турецкую кожу, натянутую на спину Хабиба, взвивались каштановые волосы, падая на небритое лицо любовника, и опять она кричала – сладко и мучительно. Ее мощные бедра мелко тряслись, живот конвульсировал… А потом они пили чай из дорогих пиалушек с золотой каемочкой.
За это можно все отдать!
После таких отлучек мать, бывало, сидела дома на кухне, глядела куда-то в пространство и объясняла детям свою философию:
– Дети – не самое главное в жизни! Вы должны это запомнить, дети! Кто самый главный, как вы думаете?..
– Хабиб, – отвечал Птичик.
– Хабиб, – соглашалась Верка.
– Фу, какие глупые!.. Самый главный – сам человек. Человек прежде всего должен позаботиться о себе. А когда он хорошо о себе позаботился, то и о своих детях он хорошо позаботится! Как считаете? Правильно?
– Правильно, мамочка! – радовалась Верка материнскому откровению.
Птичик насупленно молчал.
– А ты что ж не отвечаешь?
– Я лучше помолчу.
– Уж лучше сказать, я так думаю. Мне интересны твои мысли!
– Не стоит!
– Нет уж, скажи! – не унималась мать, радуясь своему хорошему настроению, своей мудрости и своему удовлетворенному телу.
– Давай, Фирка! – торопила Верка. – Не тяни!
Птичик грустно вздохнул и ответил матери:
– Дура ты!.. Папа всегда говорил, что мы – это главное в его жизни. Что в свою очередь наши дети должны быть главными в нашей с Веркой жизни!
Матери не хотелось разрушать свое умиротворенное состояние. Да и сил у нее после Хабиба на физическое воздействие не осталось.
– Мудаком был твой отец! Истинным мудаком!
Так истошно и страшно Птичик никогда не кричал. Он дикой собачонкой бросился на мать и стал колотить ее что было сил. Он царапался и кусался, бил лбом в материнский живот, взвывая:
– Ненавижу! Ненавижу!!!
А Верка вдруг сделалась совсем маленькой. Против обычного, она не ринулась защищать мать, а сидела на детском стульчике и плакала.
– Папа не дурак! – говорила негромко. – Папа умер!
Все же матери пришлось отыскать в себе силы, и за испорченный вечер, за смывание памяти о любовной истоме, за звериную агрессию Птичик был выпорот самым нещадным образом.
Он выл возле зеркала платяного шкафа, осматривая свою худосочную задницу, синеющую на глазах:
– Как я теперь на физкультуру пойду-у!
Мать осматривала свои потери и приобретения в ванной и отвечала:
– Два ногтя сломаны! – Она потрогала место под глазом, в которое Птичик угодил лбом. – Фингал будет! – прокричала. – Каково это женщине с синяком под глазом! Что мне на работе скажут?
– Ты не работаешь! – подвывал Птичик. Боль постепенно отпускала, и он ощущал скорый приход маленького наслаждения.
– Я веду факультативные занятия по танцам! – спорила мать.
– Папа говорил, что работа – это то, за что получаешь деньги, на которые можно содержать семью!
– Это мужская работа! Женщине не обязательно зарабатывать! А папа твой…
Она вновь захотела назвать Нестора мудаком, но вовремя осеклась, не желая второго раунда драки с сыном.
За этой перепалкой все забыли о Верке, которая сидела в своей комнате перед зеркалом и остригала волосы канцелярскими ножницами. Сначала она попробовала на куклах, а потом, удовлетворенная полученным эффектом, сделала новую прическу себе. Все как надо. Лесенкой, перьями разной длины, в каких-то местах, особенно на висках, – вообще до лысого состояния, она старалась, как на чемпионате мира по парикмахерскому искусству. Когда закончила, провела ладошкой по голове и произнесла удовлетворенно:
– Ежик!.. Папа… Мудак…
Верка сидела и смотрела на себя в зеркало. Она еще совсем не умела думать. В ее мозгу перемещались ошметки каких-то образов, картинок, частички желаний. Верка вдруг ощутила, что жизнь, в то время когда отец был жив, была куда как лучше. И она сделала абсолютно женский вывод. Права была мама, обвиняя папу в том, что он совершил идиотский поступок, отправившись матросом на дрянной лодке. Не пошел бы в море – остался бы жив, а значит, и ей с Птичиком сейчас было бы гораздо лучше жить!
За своими выводами она не заметила, как в комнату вошла мать, испустившая крик ужаса:
– Ты что наделала?! Ты что сотворила?!! Вы что сегодня – договорились меня убить?!!
– А что такое? – испугалась Верка.
– Ты что сотворила со своими волосами?!
– Что-что! Постриглась. Разве не видно?