Цивилизованная заграница нас оценит? А судьи-то кто?
Если говорить об артхаусе, о фестивальном кино, то тут другая история. И сценаристов, и режиссеров тут множество. Сняли, смонтировали — далее неважно, будет ли смотреть зритель этот шедевр в кинотеатре, пойдет ли голосовать своим рублем или долларом. Важнее, что фильм на фестивале прокатают. Появится возможность получить какие-то награды, и вполне возможно, получить шанс на серьезную постановочную работу. Когда фестивалей было намного меньше, то их награды ценились намного больше. Сейчас и в России, и за рубежом, фестивалей великое множество. А какой статус у таких фестивалей? Если это официальный международный фестиваль, в России, например, зарегистрированный в Минкульте как международный фестиваль, тогда у награды есть хоть какой-то статус. К тому же, не секрет, что на многих фестивалях, которые считаются знаковыми, все места заранее распределены. Именно поэтому, в мире, сейчас ценятся независимые фестивали, потому что они действительно независимые. Там нет договорных распределений, награда дается заслуженно. Это мое сугубо частное мнение.
Кроме того, сегодня в жюри появилось очень много журналистов, и это плохо. Журналисты должны освещать фестиваль в медиа, а не заниматься оценкой и разбором фильмов. Для этого есть другая профессия — кинокритик. Журналистам, главное, урвать тему, подать какой-нибудь жареный фактик. Россия традиционно литературно ориентированная страна, но профессия драматурга, хоть кино, хоть театральная — это все-таки другая профессия. Литератор пишет прозу и мыслит своими категориями. В литературе запросто можно написать фразу, например, «Вася подумал», дескать, «неплохо бы было ему спрыгнуть с крыши или броситься под поезд», а драматург не может позволить себе так написать. Ему надо писать словами то, что можно показать в действии. Поэтому, написать «подумал» — невозможно. Драматургия — язык действий, язык предметов.
Кто заплатит за кино? И кто будет его автором?
Есть очень хорошая сцена в фильме Элиа Казана «Последний магнат», это экранизация романа Фицджеральда. В этой сцене, киномагнат Монро Стар в исполнении Роберта Де Ниро, — голливудский мэтр американской кинематографии 30-х годов, сталкивает театрального драматурга и сценаристов, которые придумывают ситуацию, а драматург должен написать диалоги. Это как раз период первых шагов звукового кинематографа, период последних магнатов, — продюсеров отвечавших за все своими деньгами и своей репутацией. Он действовал на свой страх и риск. Продюсер, и в Америке это было и есть, должен досконально знать все о кинопроизводстве — работе сценариста, работе оператора, режиссера. Другое дело, что он не обязан так снимать, как оператор, или так ставить, как режиссер, или писать как сценарист, но он должен понимать не только основы, но и нюансы конечного результата. Монро Стар это с успехом демонстрирует не только драматургу Бакслеру, но и зрителю. Он в действии, в актерской импровизации, популярно и доходчиво, объясняет английскому драматургу чем отличается кино от театра, не говоря уже о литературе. Монро импровизирует и моделирует ситуацию, которая должна лечь в основу сцены и послужить отправной точкой для диалога. И мы наглядно видим, чем отличается история для кино от литературы, пусть даже написанной очень красиво, изящно, языком Толстого, Достоевского или Чехова, кому как больше нравится. Но если будет только красивый язык, и не будет действия, происходящего в кадре, то литература останется литературой. В лучшем случае её можно будет инсценировать. Поэтому, кстати, традиционно автором фильма считается режиссер, а не драматург. Драматург написал историю, а режиссёр ее показывает в лицах на экране, потому что задача режиссёра перевести в действие текст сценария.