Всё брошу однажды…

Закрыть глаза, уставшие давно…

Она приходит судорожным вздохом,

Сам идеал — таких не может быть.

И все предметы оплывают в доме -

Я сам собою в этот миг забыт.

Она подобна сказочному лесу,

Где входит в кровь застывший лунный свет,

Где страх с восторгом — суета болезни -

Не новый, всепрощающий завет.

Горят глаза, она все ближе, ближе

Смертельной сутью страждущего рта,

И вдруг — о боже! — капля темной слизи

Стекает с губ и тело рвет экстаз,

Черты стареют, плоть, морщинясь, тает,

Покрыты плечи клочьями волос,

Кровавят язвы, пучатся суставы -

В глазницах торжествующее зло.

А я — в крови, как будто весь изранен,

Кричу, надеясь, что она во сне…

Рыдает ночь кошачьей перебранкой,

Скелет березы светится в окне.

Причуда августа

Запахи осенние.

Бродит ночь всесильная

Снами и беседами.

Замер лист осиновый.

Влага льнёт испариной.

Голоса вдоль улицы

Затихают парами.

Месяц дымкой жмурится.

Сыплет небо звёздами -

Успевай загадывать.

Я иду за вёслами,

Чтобы плыть за сказкою.

На старик* заброшенный

Проберусь сквозь лилии,

Где гостям непрошенным

Вяжут вёсла листьями.

И на дно ребристое

В лодку навзничь лягу я.

Далеко у пристани

Ночь вздохнула клаксоном.

Звёзды — в дымке матовой

Тихой тайной светятся:

Как алмаз, обманчивы,

Как обман, приветливы.

Притяженье звёздное

Поднимает бережно:

Я уже над вётлами,

Над обрывом берега.

Вижу в лунном зеркале

Лодку неуклюжую:

Птицы плоть презренную

Разрывают клювами.

Страх.

И пробуждение.

Смотрит небо тайное.

Птицы дело сделали

И в ночи растаяли.

Я весь цел-целёхонек,

Но рубаха — клочьями.

Рвёт дыханьем лёгкие,

Стала резвой лодочка.

Голоса на улице -

Прочь мой сон из памяти.

Месяц хитро жмурится,

И на лбу — испарина.

* — старое русло реки.

Весенних запахов разлив…

Весенних запахов разлив

Со снежной свежестью морозной,

Со сладким запахом берёзы

И горьким приозёрных ив

Приходит одурью свиданья,

Лишь только двери приоткрой.

И счастья миг не за горой,

И сокровенным обладанье.

О жизни

В. Стрижаку

1.

Не живём — агонизируем.

На дворе трава,

На траве дрова.

До чего же поразительны

Детские слова -

Правды острова.

И на грани сумасшествия,

Где все трын-трава

Или дрын-дрова,

Ждём повторного пришествия,

Чтоб в костер дрова,

Чтоб росла трава.

А сгорят дрова — не пленница

На дворе трава.

Ну а где дрова?

Носят новые поленницы

На травы права.

Знать, права — дрова.

Ах ты, двор мой, жизнь шутейная -

На дворе трава,

На траве дрова -

Жизнь разгульная, питейная:

Пляшет голова,

А и сам — дрова.

На дворе трава,

На траве дрова…

2.

Еще стакан — и трын-трава. И слово

Уже не жжёт меня, не веселит

Бессмысленной до пошлости основой,

Куражится, незрелой сутью злит.

И нить беседы непрестанно рвётся

И вяжется в спонтанные узлы.

Вот истинно "чем слово… отзовётся",

И что обрящете от брошенной хулы.

Так происходит истины глумленье:

Безумства бес, стенающий в ночи

Меж голых стен, ждет неизбежность плена,

Непонятый и загнанный рычит.

И потому еще стакан вдогонку -

Прочь, божество, сидящее во мне!

С тобой так трудно — словно с камнем в гору.

Дай утонуть, хоть на часок, в вине.

3.

Приходи ко мне сегодня,

Может, я не буду пьяным:

Поболтаем, выпьем водки,

Чтоб свои забыть изъяны.

Чтобы стать мерилом мира -

На одной ноге с богами:

Им нектара или мирра -

Нам же розог с батогами.

Но покуда вечер длится

И в руках поют стаканы,

Дай мне, горькая, забыться

В этом сладостном канкане:

В этой дикой пляске мысли,

В грубой смене настроений,

От приличий дай отмыться,

Отряхнуть пределов звенья.

Приходи, мой друг, сегодня,

Приноси венок из лавра,

Мы с тобою выпьем водки

И поговорим на славу.

Г. Нечаевой

Я почувствовал силу познания

И твою правоту между слов.

Заметалась не фраза под знаками,

Заструилось метафор тепло.

Осязаю пласты и столетия,

И ещё не родившийся смысл,

Как бесформенный хаос.

И следствие

Спеет формой, что сбросила мысль.

И пульсация форм-содержаний,

Как Господь, обретённый не вдруг,

Отнимает меня у державы,

Заронив откровенья искру.

И вчера непонятное прошлое,

Заметавшись под знаками слов,

Заполняет в сознании прочерки,

И вбирает метафор тепло.

А эта встреча — ностальгии взрыв…

А эта встреча — ностальгии взрыв,

Случайный бунт обыденности черствой,

Мне в занавеси щёлку приоткрыв,

Уверила, что виноват я в чём-то.

И это чувство стыдное вины,

И эта радость — прошлого подарок,

И лет пометки, что у глаз видны -

Всё просит искушению поддаться.

Но все слова банальности пустой

Обвили паутиной эту встречу.

А десять лет — как будто целых сто,

И вечность управляет нашей речью.

Всё брошу однажды…

Всё брошу однажды

и просто побуду собою,

Впадая, как отрок,

в безгрешную крайность души.

И в рай перепрыгну,

который всегда за забором,

Как яблоки детства

в моей Богом данной глуши.

Как яблоки детства,

безликую женщину вспомню,

Что страсти учила

в замызганном страстью мирке.

Как поздно прозрел я,

коль поздно все это я понял:

Ведь счастье — журавль,

совсем не синица в руке.

Синица в руке -

это рваная нить ностальгии,

Попытка удерживать -

то, что нельзя удержать.

Синица в руке -

это только укол анальгина,

Иллюзия истины,

что в рукоятке ножа.

Журавль же пойманный -

оборотень — превратится,

Пройдя деградации

вскользь обусловленный путь,