Всё, чего я не помню

Наши с Пантерой взгляды встретились. Мне было интересно, заметила ли она ту же странность. Подумала ли тоже, что Самуэль ни разу ничем нас не угостил за всю поездку? Обратила ли внимание на то, что Самуэль изменился? Человек, который раньше был готов на все ради нового впечатления, вел себя как ревизор. Тот, кто раньше говорил, что деньги нужны для того, чтобы их тратить, теперь сидел за столом и, прежде чем сделать заказ, справа налево изучал меню.

* * *

Из аэропорта Самуэль сразу поехал ко мне домой. Вернувшись с работы, я нашла его на лестничной площадке. Он спал. Сидел, съежившись, на полу и одной рукой держал ручку чемодана, как пациент с капельницей. На щеке у него было красное пятно, похожее на след от страстного поцелуя. Или, может, от укуса. Он проснулся, потянулся и сказал:

– Не нашел ключи.

* * *

Когда мы перешли к десерту, Пантера спросила:

– Ну, что нового в Стокгольме?

Нас с Самуэлем ее вопрос застиг врасплох, ведь до этого момента мы говорили только о работах Пантеры, ее контактах с галеристами, ее друзьях. Она рассказала, где продают лучший донер, а где наркоту, и какие есть уловки, чтобы татуированный охранник в «Бергхайне» впустил тебя в клуб. Но она ни разу не поинтересовалась, что происходит у нас. Я рассказал, что все еще работаю в грузоперевозках, но рабочих часов мало, и поэтому я ищу другую работу, вот, например, связался с компьютерной фирмой и предложил им идею научно-фантастической игры. Самуэль пялился в телефон, Пантера взялась за зубочистку.

– А ты, Самуэль, – продолжала она. – Чем ты занимаешься, ну, кроме того, что ты влюблен?

– Не знаю, – ответил Самуэль и раскрутил телефон как рулетку. – Не знаю, чем я занимаюсь.

– Она не отвечает? Может, потеряла телефон? – предположила Пантера.

– А может, встретила другого, – пошутил я.

– Не знаю, влюблен ли я, – сказал Самуэль. – Это больше похоже на… болезнь. Меня подташнивает. И голова кружится.

– Но ты ее любишь? – спросила Пантера.

– Да, наверное, люблю, – ответил Самуэль и покачал головой.

Мы сидели молча, официантка принесла счет, Пантера потянулась за ним.

– Нет, я оплачу, – возразил я.

И полез за деньгами как в замедленной съемке, чтобы у Самуэля было время взять меня за руку и сказать: «Нет, ты слишком много за что платил, давай теперь я!» Но он этого не сделал, а просто сидел, уставившись перед собой. Я заплатил, и, когда официантка принесла сдачу, ему пришло сообщение. Быстро, как на дуэли, он схватил со стола телефон и посмотрел на номер. Потом помотал головой:

– Это мама.

* * *

Мы вошли в квартиру. Он поставил чемодан в прихожей. Нашел ключи во внутреннем отделении. Положил зубную щетку в шкафчик в ванной. Я подумала, что он пахнет, ведет себя и выглядит в точности как обычно. Не считая следа на щеке. Ничто на его губах или во рту не намекало, что он целовал другую. Но мне показалось, он напряжен. И когда он рассказывал, как они ходили в рестораны и клубы, создавалось впечатление, что он что-то скрывает.

– Ну, клубы в Берлине – это просто безумие. Однажды мы были на вечеринке в заброшенном бассейне, можешь себе представить? Проходишь через раздевалку, в самом бассейне нет воды, а потом спускаешься в длинный проход, и там, прямо в гроте, гигантский танцпол, по стенам стекает конденсат от пота, в коридорах звуковые инсталляции, и вечеринка началась только в шесть утра, а закончилась в десять вечера, просто с ума сойти, дико круто, блин, нам надо туда поехать, надо пожить там вместе, ты и я, было бы здорово просто взять и свалить, правда?

Я не ответила.

* * *

После ужина мы зарулили на вечеринку, где Пантера собиралась встретиться со своим парнем из Балтимора. Здесь народ был на стиле, но совсем не так, как в других частях города. Тут в ходу были отглаженные костюмы, накрашенные лица, казалось, все мечтали, чтобы их молодость пришлась на шестидесятые, обувь блестела, а у некоторых был с собой белый порошок, который они высыпали на танцпол, чтобы подошвы лучше скользили. Мы сели за стол, на сцене стоял диджей в похожем на остальные прикиде, тесный пиджак и еле заметные усы, и даже его наушники были как будто из другой эпохи, большие и круглые, он ставил только винил и обращался с пластинками как с сокровищем, каждый раз беря пластинку, он осторожно дул на нее, а потом убирал в на удивление современную диджейскую сумку. Мы пили, ждали и пытались вернуться в атмосферу, которая была на новогодней вечеринке в Стокгольме. Но чего-то недоставало, что-то изменилось, и никто из нас не знал – что. Самуэль проверял телефон в сотый раз за последние пятнадцать минут. Пантера смотрела на вход. Я погрузился в свои мысли.

– Даже хорошо, что мы завтра возвращаемся, – сказал Самуэль. – Надо столько всего сделать в доме.

– Каком доме? – спросила Пантера.

– Да, сорри, наверное, я не говорил об этом. Мы с Лайде устроили шелтер в бабушкином доме.

Я сделал глоток и кивнул, давая понять, что я в курсе того, о чем он говорит.

– Круто, – сказала Пантера.

Потом мы снова сидели молча. Через несколько минут Самуэль встал, чтобы выйти на улицу и проверить, ловит ли телефон.