Всё, чего я не помню

Люди говорят, что Вандад позволял Самуэлю платить за все. Когда они съехались, он брал с Самуэля безумные деньги за квартиру только для того, чтобы можно было не работать. Когда он взял на себя заботы о бабушкином доме, то начал выбивать из жильцов деньги, каждую неделю повышал стоимость аренды, отобрал у них паспорта, угрожал тем, кто не мог платить, вызвать полицию.

* * *

Через некоторое время подошел парень, который звонил Пантере, и спросил, со мной ли он говорил. Сказал, что телефон не пострадал, а он не знал, кому позвонить, и просто нажал на последний набранный номер. Он несколько раз спросил, как я себя чувствую, и предложил отвезти меня в больницу. Я не отвечал, не мог, я просто сидел на корточках и смотрел в траву, вот земля и муравьи, а чуть дальше несколько шишек, парень снова спросил, как я, туристы начали возвращаться к поезду, мне было пора ехать обратно в Скансен, но парень все не унимался, сказал, что работал медбратом в Камбодже и много чего повидал. Он приобнял меня и добавил:

– Слушай, ничего страшного, все будет хорошо, вот так, вот так, успокойся, ничего страшного.

Его прикосновение было приятным, я ощущал его тепло и запах пота, а на заднем фоне слышал голос гида, который начал по новой и приветствовал туристов, и в тот момент, когда поезд должен был проезжать по мосту Юргордсбрун, а не стоять на обочине в Сольберге, голос произнес: «Stockholm. Look at her. Isn’t she beautiful?»[74]

* * *

Люди говорят, что именно из-за Вандада тот паренек спрятался в кладовке.

* * *

О чем это ты? Кто это сказал?

* * *

Люди говорят, что внутренние органы Самуэля были пробиты, аорта разорвалась, сердце не выдержало, Самуэля раздавил двигатель. Он умер сразу или по дороге в больницу. Ведь он же умер? Да, в том, что он умер, все согласны. Родился, жил, умер.

* * *

Кто? Мне нужны имена.

* * *

Люди говорят, что после смерти Самуэля какой-то писатель начал задавать вопросы. Встречался со знакомыми Самуэля, говорил, что тоже потерял кого-то и теперь хочет разобраться, что произошло с людьми, которые знали Самуэля, он хотел понять, как люди смогли жить дальше, хотел избавиться от чувства вины, и всякий раз, когда он слышал, что это не было спланировано, всего лишь несчастный случай, что Самуэль совсем не был из тех, кто пошел бы на такое, а потому он этого и не делал, писателю становилось немного лучше. Чувство вины исчезало, он убеждал себя, что история Самуэля – это история близкого ему человека, и если знакомые Самуэля смогли жить дальше, то сможет и он. Но ты не можешь двигаться дальше, потому что в глубине души знаешь, что история Самуэля – не история Э., и то, что, возможно, было несчастным случаем, им не было, и куда бы ты ни посмотрел, ты везде видишь следы Э.: в коленных чашечках, в ямочках на щеках, в скалах, в задних сиденьях машин, в коробках передач, в дворниках, в сушильных машинах, в прачечных, во дворах, в закатах, в неоновых вывесках, в прощальных письмах, в обычных письмах, в пропущенных звонках, в неотвеченных сообщениях, в названии бабушкиных таблеток от кашля, в чемпионатах Европы, в вечерах, в запахах, в жвачке без сахара, в слишком резких духах, в стаканах воды, в отворотах джинсов, в хриплом смехе, в спинках скамеек в парке, в яйцах пашот, в берлинских танцполах, в парижском метро, в барах отелей, в выдуманных знаках зодиака, в воспоминаниях, которые скоро исчезнут, в беспредельно бесконечных словах, которые никогда нельзя будет удалить.

* * *

Они врут. Все врут.

* * *