Всякий, кто увидел бы в этот момент мать Иеремии, решил бы, что ее сын только что крупно выиграл в лотерее.
— Вам спасибо, мадам, — отозвался Адам, снимая пальто с вешалки у дверей. — У меня возникло такое чувство, что мы теперь будем часто видеться с Иеремией. А сейчас прошу прощения. — Он толкнул створку парадных дверей и пропустил Хейвен вперед. — Полюбуемся черноногой моевкой?
Очутившись на крыльце дома, в котором размещалось Общество «Уроборос», Хейвен обвела взглядом Грамерси-Парк. Как обычно, его дорожки пустовали, и никто не сидел на скамейках. Сад являлся частной собственностью, его окружала чугунная ограда, и уже более полутора столетий обычным ньюйоркцам вход сюда был воспрещен. В центре парка возвышалась одинокая статуя Эдвина Бута — актера, брат которого убил Авраама Линкольна. Каменный Эдвин был словно заперт на века в живописной клетке. Хейвен знала скульптуру в двух разных жизнях и надеялась, что больше с ней встречаться не придется. Увы.
Адам первым спустился по ступеням.
— Нам не обязательно быть именно здесь, — сказал он. — Может, погуляем где-нибудь еще?
Хейвен растерялась. Когда она в последний раз ходила по Грамерси-Парку, в Нью-Йорке царило лето, и на деревьях зеленела густая листва. Прохожие останавливались у садовых решеток и любовались цветами. А сегодня никому не хотелось даже смотреть на это унылое, замерзшее место.
— Нет, — ответила она. — Лучше уж парк.
Перейдя узкую улицу, Адам вытащил из кармана пальто ключ и отпер ворота. Они молча побрели по дорожке, под их ногами захрустел гравий.
— А у тебя замечательный перстень, — отметил Адам. — Наверное, старинный. Я прав?
Ужасное начало. Почему она не сняла подарок Йейна?
— Верно, — выдавила она и натянула перчатки. — Но я за него чересчур дорого заплатила.
— Оно стоит любых денег, — сказал Адам. — Камень такого же цвета, как твои глаза.
— Спасибо… — поблагодарила Хейвен, лихорадочно думая, как бы ей сменить тему. — А с каких пор в Общество начали принимать детей? — поморщившись, спросила она.
— Примерно десять лет назад, — ответил Адам. — И это вполне логично, не так ли? В детстве люди способны вспоминать свои прежние реинкарнации. А с возрастом они все забывают. Поэтому надо записывать их истории как можно раньше.
— А сколько лет тем малышам, которых вы принимаете в Общество? — продолжала Хейвен.
— Им всем девять.
— Почему?
Адам чуть смущенно улыбнулся.
— Думаю, число имеет чисто сентиментальное значение. Тебе исполнилось девять, когда я разыскал тебя в нынешней жизни. На самом деле ты меня вдохновила.
— Как лестно, — буркнула Хейвен. — И вы открыли нечто вроде академии для своих маленьких новобранцев?
— Естественно. Им нужно особенное обучение, — объяснил Адам. — В обычной школе им скучно. Нельзя требовать от ребенка, который в прошлом воплощении конструировал космические шаттлы, слушать занудного учителя. К чему ему уроки про деление в столбик или орфографические правила? Но почему ты спрашиваешь?
— Да просто пытаюсь поддержать разговор, — пробормотала Хейвен.
— А, понятно.
Беседа застопорилась. Хейвен притворилась, что очарована парком, хотя деревья стояли голые, а трава пожухла. Кое-где еще лежал снег. На Хейвен вдруг повеяло не то болотными кочками, не то могильной землей.
Когда за забором показался особняк из красного кирпича, от страха у нее подогнулись колени. И не скажешь, что ее спутник — обаятельный, красивый юноша, повинен в чудовищных преступлениях! Но дом из красного кирпича служит тому неопровержимым доказательством. Порой Хейвен не могла заснуть по ночам, а перед ее внутренним взором разворачивались ужасные картины. Верхний этаж представлял из себя своеобразный музей. Там были собраны предметы из многих жизней Хейвен. Адам копил их веками. В комнатах хранились платья, украшения, потрескавшиеся от старости снимки. А в деревянном шкафу Адам держал шесть мумифицированных тел. Все они принадлежали женщинам, которыми некогда являлась Хейвен. Девушка знала: если она будет неосторожна, ее ожидает подобная участь.
— Хейвен?
Услышав голос Адама, она вздрогнула. Что, если он прочел ее мысли?
— Прости, — отозвалась она и поразилась тому, как легко ее губы тронула фальшивая улыбка. — Стараюсь найти ту птицу, про которую говорил тот мальчуган. А что случилось?
— Ничего важного, — ответил Адам. Он оглянулся на нее и застыл на дорожке.
Хейвен пришлось сделать несколько шагов, прежде чем она с ним поравнялась.
Когда она приблизилась к Адаму, он не шевелился, деловито скрестив руки на груди. Вечерело, и его бледная кожа приобрела голубоватый оттенок, а губы стали багрово-красными. Контраст был настолько велик, что Хейвен вспомнила о старинных фотографиях, подкрашенных ретушерами.
— Я был бы счастлив, если бы ты пришла сюда ради меня, Хейвен. Но это не так. В чем же дело?
Страхи Хейвен быстро рассеялись.
— Бью до сих пор не нашли. Полиция мало чем помогает. И я подумала о твоем предложении.
— Похоже, ты весьма встревожена, — заявил он, — если решила обратиться ко мне. Я сразу же сделаю пару звонков в своем офисе.
— Спасибо. Но есть еще кое-что.