Всё, что было у нас

Меня до сих сильно тревожит тот факт, что столько людей погибло. Юные морпехи, с которыми я служил, думали тогда, что делают то, что положено. Никто их не просвещал по поводу тогдашних политических моментов. Мы шли в морскую пехоту с теми же чувствами, что испытывали отцы наши и деды, отправляясь служить. И не нашлось рядом никого, кто рассказал бы нам, что мы поступали неправильно. И то, что позднее выяснилось, что все там погибли зазря, или что большая часть американской общественности полагает, что погибли они зазря ― это никак не даёт мне покоя. Но я так считаю: раз уж ничего с этим не поделаешь, то пытаюсь катиться себе дальше с грузом этим.

Когда мы ехали по шоссе номер 1 после сражения при Донгха, то видели небольшие деревянные храмы, которые буддисты понастроили посреди дороги. У них там было восстание, и нам приходилось петлять на грузовиках промеж этих храмов. Жара была под 110 градусов,[11] и нам приходилось снижать скорость до пяти миль в час.[12]

У вьетнамцев тогда шли какие-то мелкие разборки в районе южней Дананга, называлось то место тропой Хендерсона. Там была крепость, лагерь АРВ. И все сухопутные войска из этого лагеря отправились в Дананг, чтобы примкнуть там к буддистам. Тут пришли южновьетнамские морпехи и дали им просраться.

Арвины[13] чуть было не начали воевать с американскими морпехами, которые удерживали мост к югу от Дананга. Они там хотели перейти на другую сторону, а командир роты морпехов сказал: «Не-а». И вызвал пару «Фантомов», которые прилетели и прошлись футах в пятидесяти[14] над мостом ― вроде как в подкрепление этого заявления. Те арвины направлялись в Дананг, сражаться с южновьетнамскими морпехами. То есть, собственно говоря, если бы они дотуда добрались, война могла пойти по-другому.

Всю войну вьетнамскую армию, морпехов и вьетнамские войска вообще изо всех сил заверяли, что мы будем сотрудничать, и всё такое прочее. Однако, например, железнодорожные мосты по всему Данангу были в руках морской пехоты США. Аэропорты были в руках морской пехоты США. Ключевые точки в городе, в порту, мосты на путях из города ― всё было в наших руках, не вьетнамских. Вот в самом городе пускай друг друга убивают, нам без разницы ― ключи от города оставались у нас.

Прежде чем арвины оставили лагерь у тропы Хендерсона, мы передали им тридцать шесть тысяч мин «Попрыгунья Бетти». Когда они вернулись, то не обнаружили на месте тридцать шесть тысяч 60-миллиметровых мин «Попрыгунья Бетти». Вьетконговцы просто пришли и их забрали, а нам пришлось обнаруживать их в поле одну за другой. Ну, как обнаруживать? ― Бум!

После Донгха нас нарастили до штатной численности. Где-то за месяц мы получили сотню новёхоньких ребят. И мы стали их обучать по ускоренной полевой методике, как, чёрт возьми, не натыкаться на мины «Попрыгунья Бетти». Кровь рекой лилась. Многие подрывались.

Это были мины нажимного действия. Чтобы поставить такую, надо было просто ее прикопать и выдернуть чеку. Было шестнадцать способов её установки. Наступаешь на неё, и она обычно вылетает вверх до пояса А это 60-миллиметровая миномётная мина, «низовая» её называли, у неё сверхбыстрый запал, и осколки разлетаются вкруговую по горизонтали. «Попрыгунья Бетти»… Придумана так, чтоб тебя на уровне паха напополам разрезало. Давит на психику. Любой может попасться. Они и на деревьях были, повсюду. Для вьетконговцев это просто праздник был, они вроде как рождественские ёлки украшали. Ну да, халявы подвалило. В кои то веки они могли не экономить ― обычно ведь такие штуки им приходилось таскать с Севера по одной за раз. Они их ставили повсюду, рассыпали как снежинки. От их рук погибало больше буйволов, чем от чего-то ещё. Крестьяне тоже на них подрывались. Вьетнамского я совсем не знаю, но знаю, что они думали по этому поводу ― перепуганы были до усрачки. Ну, и я чувствовал себя совершенно так же.

У нас был один парень, так тот получил по полной программе в обе половинки пониже спины. И вот лежит он, а мы его перевязываем. Санитар вколол ему морфия, и мы ждём вертолёта. А тот всё шуточки отпускает по поводу своего ранения ценою в миллион долларов, и шутит всё о том, как уже завтра поутру начнёт за медсёстрами ухаживать. Загрузили его в вертолёт, и тут он впал в шоковое состояние, и умер по пути на корабль-госпиталь.

Я продолжал служить в роте, но стал ещё и писарем в дополнение к тому, что был радистом. От патрулей меня освободили, потому что боялись, что я снова с катушек сорвусь. Кстати говоря, психиатры меня не лечили ― по своей воле отказался. Доктор спрашивает: «Как себя чувствуете?» «Нормально», — говорю. А он: «Ну ладно, всё». И всё?