Внезапно свалившаяся на меня ответственность за девятнадцатилетнюю девушку не в себе подходит под определение «попал». В тот момент я вспомнил, сколько Оливер сделал для меня. Начиная с того, что научил меня кататься на велосипеде, и заканчивая тем, что во время нашей учебы в Брисбене заступился за меня в драке, которую я сам и спровоцировал, и ему расквасили нос. Я вздохнул и затушил бычок об асфальт.
— Все будет хорошо, — сказал я.
— Лея может ездить в школу на велосипеде, а остальное время она обычно проводит взаперти в своей комнате. Я не могу ее оттуда вытащить, ты знаешь… Чтобы все было как прежде. И у нее есть несколько правил, но это я тебе потом расскажу. Я буду приезжать каждый месяц и…
— Не переживай, все выглядит не очень сложно.
У меня, в отличие от Оливера, другая проблема. Мне придется жить с кем-то, а я уже отвык от этого. И контролировать. Себя контролировать. Остальное решим по ходу дела. После аварии Оливер забыл про наш разнузданный образ жизни, ухаживал за сестрой и ходил на нелюбимую работу, которая обеспечивала приличный доход и стабильность.
Друг перевел дыхание и посмотрел на меня.
— Ты же позаботишься о ней, правда?
— Господи, конечно! — заверил я.
— Хорошо, потому что Лея… Она единственное, что у меня осталось.
Я кивнул. Мы понимали друг друга с полувзгляда: Оливер успокоился и понял, что я сделаю все ради благополучия Леи, а я понял, что Оливер доверяет мне, как никому на свете.
Оливер с улыбкой поднял бокал.
— За друзей! — прокричал он.
Мы чокнулись, и я пригубил коктейль. В последнюю субботу перед отъездом Оливера в Сидней мы решили немного развеяться. Точнее, я убедил Оливера. Как всегда, мы заканчивали вечер в Кавванбе, приятном местечке на открытом воздухе, вдалеке от центра и рядом с пляжем. Название на языке аборигенов означало «место встречи» — вполне отражает дух и фирменный стиль Байрон-Бея. Лазурный цвет стойки и немногочисленных столиков сочетался с соломенной крышей, пальмами и сиденьями вокруг барной стойки, которые, как качели, свисали с потолка.
— Не могу поверить, что уезжаю.
Я толкнул Оливера локтем, и он горько усмехнулся.
— Это всего год. И ты будешь приезжать каждый месяц…
— А Лея… Черт, Лея…
— Я о ней позабочусь, — эту фразу я повторял почти каждый день с того момента, как открыл Оливеру дверь и мы придумали план. — Мы же всегда так делали, разве нет? Держаться на плаву, только вперед, в этом весь секрет.
Оливер потер лицо и вздохнул.
— Если бы сейчас все было так же просто.
— Так и есть! Эй, расслабься. — Сделав последний глоток, я встал. — Схожу за коктейлем. Тебе то же самое?
Оливер кивнул, и я направился к бару, обмениваясь приветствиями со знакомыми. Городок маленький, и все мы волей-неволей знали друг друга. Я облокотился на барную стойку и улыбнулся, когда Мэдисон скорчила гримасу.
— Ты за добавкой? Напиться хочешь?
— Не знаю. Возможно. Ты воспользуешься моим беспомощным состоянием?
Мэдисон подавила улыбку и взяла бутылку.
— Ты этого хочешь?
— С тобой всегда, ты же знаешь.
Мэдисон протянула мне бокалы, глядя в глаза.
— Тебя подождать или у тебя планы?
— Я буду тут, когда ты закончишь.
Остаток ночи мы с Оливером выпивали и предавались воспоминаниям. Однажды мы так же напились и позвонили его отцу, чтобы он забрал нас домой. Но он вместо этого зарисовал в своей тетрадке, как мы валяемся на пляже, а потом отксерил и повесил на стенах нашего дома и дома Джонсов в качестве напоминания про двух идиотов. У Дугласа Джонса было своеобразное чувство юмора. Или тот раз, когда мы накосячили в Брисбене: я обкурился травкой и с хохотом выбросил в море ключи от съемной квартиры. Оливер искал их в воде в одежде, абсолютно обдолбанный, пока я ржал на берегу.
Тогда мы пообещали друг другу, что всегда будем так жить, как в том месте, где выросли, — простом, спокойном, непринужденном, существующем на серфинге и контркультуре.
Я посмотрел на Оливера и подавил вздох, прежде чем сделать глоток.
— Я пойду, не хочу оставлять ее надолго одну, — сказал он мне.
— Ладно. — Я засмеялся, увидев, как он поднимается шатаясь. Оливер показал мне средний палец и бросил пару купюр на стол.
— Завтра поговорим.
— Ага, — ответил я.
Я остался в баре. Гавин рассказал нам о своей новой девушке, туристке: она приехала пару месяцев назад, а в итоге решила поселиться тут. Джейк три или четыре раза описал свой новый серф. Том только пил и слушал остальных. А я отпустил все мысли. Ближе к утру бар стал пустеть. Когда ушел последний клиент, я обогнул здание и проскользнул внутрь через заднюю дверь.
— Напомни мне, почему я такой терпеливый.
Мэдисон улыбнулась, опустила рольставни и направилась ко мне с соблазнительной улыбкой на губах. Схватившись за петельку на моих джинсах, она подтянула меня к себе. Наши приоткрытые губы слились в поцелуе.
— Потому что я вознаграждаю тебя за страдания с лихвой… — промурлыкала она.
— Освежи мне немного память.