Джастин немного растерялся, когда увидел Лею на кухне, готовящую кофе. Она улыбнулась ему и поздоровалась.
— Хочешь чашечку?
— Спасибо, я уже ухожу.
Он посмотрел на нас двоих, как будто впервые пытался примерить нас друг к другу, затем вздохнул, попрощался и ушел. Выдохнув, я подошел к Лее, обнял ее сзади и поцеловал в затылок.
— Милая, нам надо поговорить.
Мы договорились, что скажем Оливеру до первого ноября. Я хотела сделать это сама, я чувствовала себя готовой, сильной и уверенной, полной цвета, а еще часть меня хотела поделиться этим с братом. Аксель улыбнулся и покачал головой. Он поцеловал меня в уголок губ и сказал, что это его дело, его друг, что он хотел… и я согласилась. Затем он попросил меня о последнем одолжении, давно пришла пора, но мы месяцами откладывали. Аксель медленно объяснял мне, говорил тихо, осторожно. Он боялся моего ответа. Он боялся, что я расплачусь и закроюсь в себе, но я почувствовала лишь странное щекотание в животе и любопытство. А затем возникла… потребность.
По пути я рассматривала мутные цвета окружающего мира. Стояла солнечная и безоблачная погода. Я повернула голову к Акселю, словно собиралась запечатлеть его: он расслабленно вел машину, выставив локоть в окно, на левой брови красовался маленький шрам: в шестнадцать лет Аксель ударился о край серфа. Аксель побрился — я помогла ему с участками, которые он пропустил или недобрил, он такой неряшливый во всем…
Он протянул руку и положил мне на коленку, я очень нервничала.
— Помни, что ты не обязана делать это, Лея, только если ты хочешь. Если в какой-то момент ты решишь отступить, просто скажи мне, и мы займемся чем-нибудь другим, например проведем где-нибудь день, пообедаем на пляже. Я хочу тебе обрисовать все возможности.
— Я хочу сделать это.
Не знаю, сколько времени мы провели в машине. Я витала мыслями в другом месте, полном воспоминаний, с которых потихоньку сдувала пыль. Возможно, прошел час. Может быть, два. Когда мы остановились в районе с домиками, выкрашенными в белый цвет, ком в горле мне едва позволял дышать.
Аксель протянул мне руку, и я взяла ее.
— Ты готова? — спросил он тревожно.
— Думаю, что никогда не буду, — признала я. — Лучше сделать это как можно скорее.
Я открыла дверь машины и вышла. Воздух напитался влагой, слышались только пение птиц и шелест ветра в ветках деревьев. Спокойное место. Я посмотрела на почтовый ящик под номером 13, а затем на двухэтажный дом, белый забор и маленький сад с газоном, на котором валялись несколько игрушек.
Прошла по дорожке до входа, Аксель — за мной.
Мы позвонили в дверь, и у меня скрутило живот, когда она открыла. Молодая бледная женщина лет сорока, с нежным взглядом и немного впалыми щеками. Повисла напряженная тишина.
— Я вас ждала. Проходите.
У нее тряслись руки, когда она облокотилась на косяк двери. Я едва могла сказать что-то, но я знала, что мне нужно пройти через это самой, одной. Аксель был со мной с самого начала и помогал мне встать на ноги, продолжать жить, стать сильнее. Я попыталась подавить тревогу.
— Не нужно… Не заходи… — Прошептала я.
Аксель удивился, но сделал шаг назад и сунул руки в карманы джинсов.
— Не переживай, я подожду тебя. Не спеши.
Женщина закрыла дверь, я последовала за ней в дом. Сердце билось все чаще и чаще. Я осмотрелась: фотографии в рамках с двумя беззубыми детьми, рисунки на стенах, уютный семейный диван.
Она спросила, хочу ли я чего-нибудь выпить, но я покачала головой, и она села в кресло напротив меня и потерла руки.
— Я немного нервничаю… — Сказала она.
— Я тоже, — призналась я хриплым шепотом.
Я посмотрела на нее. На женщину, которая изменила мою жизнь в один день, женщину, которая после двенадцатичасовой смены в больнице на секунду закрыла глаза за рулем и вылетела на встречку, а по ней ехали мы, и в машине играли первые аккорды Here Comes the Sun. Наверное, я должна была чувствовать ненависть и боль, но, покопавшись в себе, обнаружила только сострадание и немного страха из-за непредсказуемости жизни. В тот день по другую сторону была она, но на ее месте мог оказаться кто угодно. Невозможно предвидеть подобное — и забыть тоже невозможно. И когда женщина в слезах призналась, как сожалеет, я поняла, что меня уже ничто не держит в этом доме.
Любопытно, как меняется все. Для некоторых изменений требуется много времени, вся жизнь, другие случаются за несколько минут. Я вышла из дома всего лишь полчаса спустя уже другим человеком. Потребовалось только несколько слов. Иногда мы смотрим на себя сквозь фильтры, но однажды они спадают один за другим, и остается только реальность.
Аксель опирался на машину со скрещенными руками, и у меня затряслись коленки. Я увидела его ясно. Своим. Таким, какой он есть. Идеальным. Всем. В горле у меня стоял ком, и я побежала к Акселю, как к единственной опоре, вокруг которой вращался остальной мир, мой мир.