Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Способы поддержать и утешить умирающего в разных странах и культурах, по сути, мало отличаются друг от друга, чего нельзя сказать о похоронах. Но, будь то буддийские похороны в горах Тибета – где тело, чтобы оно возвратилось в землю, разрубают на куски и оставляют на вершине, – пестрые шумные процессии с джазовым оркестром в Новом Орлеане, или наши помпезные британские церемонии, их главная задача всегда заключается в том, чтобы у скорбящих появилась некая успокаивающая модель поведения, которой можно следовать в трудный час. Такие церемонии очень важны не только потому, что позволяют семье и друзьям проститься с усопшим, но и потому, что приносят скорбящим утешение, задавая шаблон, с помощью которого они трансформируют свое горе в ритуал, открыто демонстрируя его или, наоборот, маскируя.

Горькая правда заключается в том, что скорбь не проходит никогда. Американский психоаналитик Лоис Тонкин говорит, что утрату невозможно «преодолеть», и это ощущение совсем не обязательно ослабевает со временем. Утрата остается с нами, и мы просто продолжаем жить, приспосабливаясь к ней, задвигая в глубины сознания. Поэтому постепенно она начинает казаться более отдаленной, и у нас получается с ней справляться, но полностью от чувства утраты избавиться нельзя.

Теория горя, разработанная в 1990-х голландскими учеными Маргарет Струб и Хэнком Шут, утверждает, что это чувство развивается по двум путям, между которыми выбирает человек. Их «двоичная» модель горя выделяет «ориентацию на утрату», когда мы фокусируемся на своих переживаниях, и «ориентацию на восстановление», когда мы стараемся находить для себя деятельность, которая временно нас отвлекает. Мы можем надеяться только на то, что приступы острого горя со временем станут более редкими. Однако каждый переживает утрату по-своему, и тут нет никаких временных рамок.

Похороны близкого человека – лишь один из первых шагов на этом пути. В Великобритании большинство траурных ритуалов всегда было связано с христианской религией, но теперь, когда в нашей стране соседствуют разные культуры, а общество становится все более светским, умножаются и варианты проводов покойного. В целом мы стали менее религиозны: теперь больницы переполнены теми, кто требует их лечить, а церкви пустеют, покинутые теми, кто готов был полагаться на свою веру. В прошлом мы смирялись со смертельным диагнозом и обращались к церкви за спасением души; теперь же мы рыщем по интернету в поисках хоть какого-то, пусть ненадежного, способа еще немного продлить себе жизнь.

Торжественность, чинность и церемонность, окружавшие раньше смерть, по мере секуляризации общества постепенно отступают. Давно миновали времена профессиональных плакальщиков, траурных украшений, популярных в средние века и в викторианскую эпоху (кстати, у меня их целая коллекция), канула в лету традиция снимать шапку при виде похоронного кортежа, этого memento mori, который всегда навевал на меня священный трепет. Церковные гимны уступают место Фрэнку Синатре и Джеймсу Бланту. Недавно к нам на кафедру анатомии обратился некий джентльмен, интересовавшийся, сможем ли мы забальзамировать его тело, чтобы его похоронили так, как он хочет – сидящим на своем Харлей-Дэвидсоне. Это, видите ли, единственный способ обеспечить трупу необходимую устойчивость. При всей своей изобретательности он явно был сумасшедшим – нам пришлось ему отказать.

Я определенно родилась не в том веке. Я предпочитаю традиционные проводы с похоронной процессией, как в лондонском Ист-Энде, с черным лаковым катафалком, который везут черные лошади с плюмажами на головах, а впереди идет распорядитель в цилиндре, задавая необходимый торжественный темп. От таких величественных шествий у меня мурашки бегут по спине.

Еще я люблю красивые кладбища: они всегда очень мирные и гостеприимные, особенно если находятся в центре города, где само расположение указывает на их важность для местной общины. Мы с бабушкой частенько устраивали пикники на кладбище Томнахурч (отец его всегда называл «мертвым центром Инвернесса»), когда летом ходили навещать могилу ее мужа, а Том школьником бегал там по дорожкам, тренируясь к соревнованиям по регби. Сейчас многие такие кладбища заброшены и постепенно приходят в упадок – возможно, со временем их вообще заменят электронные могилы, где родные и друзья будут выкладывать фотографии покойных. Отнюдь не то же самое, на мой взгляд.