Всё, что от тебя осталось

– Послушай, может, там и была какая-то легенда в первом веке, но мы же живем в двадцать первом. И нам стоило бы понимать, что гром и молния – это не гнев богов. Пойми, на многие явления того времени наука спустя две тысячи лет вполне способна пролить свой свет.

– Да? Ну, пролей мне свет на этих созданий, что совсем недавно ты своими глазами видел! Что убили твоих друзей и приходят по первому зову, потому как эта земля стала их родным домом.

Я глубоко вздохнул, призывая нас двоих понизить тон разговора и вернуться к дискуссии познавательного характера.

– Я рад поверить твоему рассказу, но не лучше ли найти объяснение в естественных науках? Разве это не подняло бы нас на ступеньку выше суеверия и необузданного страха. Ко всему, я не видел своими глазами, что мои друзья мертвы!

Алексей резко повернул ко мне покрасневшее лицо. Он был в ярости. Поведав мне столь важную информацию, имеющую, по его мнению, даже некий налет секретности, он никак не ожидал получить в ответ скептическую оценку. Я спешил объясниться со своим проводником, опасаясь очередной стычки.

– Газ фреон, – выпалил я, – это сильнейший галлюциноген! Долина Гленамар, или как там ее, вполне может быть природным месторождением газов метана и этана, водородные атомы которых, замещаясь на фтор и хлор при смешении, образуют фреон. Он без запаха и цвета, поэтому мы никак не смогли бы понять, что галлюцинируем под его воздействием.

Я мельком посмотрел на Алексея. Его лицо вернуло прежний цвет. Он потупил свои прозрачные глаза в землю и казался внимательным слушателем. Поэтому я продолжил свой не менее интересный рассказ, с точки зрения геологии и биологии, чем кельтские мифы про долину мертвых.

– А фенилэтиламин? Это сильнейший в мире газ, вызывающий приступы страха. Вещество достаточно легкое и быстро разносится с потоками воздуха. Попадая своей жертве в дыхательные пути, химическое соединение проходит в головной мозг и полностью парализует его страхом. Знаешь, откуда он мог здесь взяться?

Мой спутник лишь недовольно покрутил головой. Я зажал губу, не желая продолжать. Невозможно переубедить человека, если он искренне верит своим доводам. Алексей полгода работал над раритетной звукозаписью, пытаясь разгадать эту загадку необъяснимых видений и страхов. Совершенно понятно, что он был просто не готов услышать всему этому научное объяснение. Однако совершенно внезапно он произнес:

– Ну, из-под земли, видимо, так же, как и фреон…

– Нет, – тут же оживился я, – этот газ преимущественно имеет биогенную природу! В огромном количестве его можно найти в моче хищников.

– Что? – повторил он мое удивление, но на этот раз научным фактам, а не двухвековым мифам.

– Так точно, в моче хищников. Если в этом лесу много волков, пометивших долину, то подобный воздух, перенасыщенный фенилэтиламином, вполне способен ввести нас в приступ необъяснимого страха, практически панического ужаса. Мозг и без фреона в таком случае способен дорисовать картину мистического леса. Хотя я все-таки склонюсь к вот такой вот смеси природных обстоятельств. Того чер… Кхм, того с копытами, я видел довольно реально для разбушевавшегося воображения.

Я торжественно засунул руки в карманы, выжидая от Алексея признания научного превосходства над суеверными страхами. Может, он и прошел войну, но я прекрасно разбирался в химии и биологии, что могло порою помочь мне куда больше, чем физическая сила и выносливость. Мозги – вот что мы должны прокачивать, двигая себя и свое время вперед. Именно из этих убеждений я не любил историю и физкультуру.

– Хорошо, но если мой мозг видел галлюцинацию вместо реалий, то как я узнал, как выглядели твои друзья?

– Эм, – это был хороший вопрос, о котором я не смекнул. – Ну, возможно, ты видел их живыми, а галлюциноген показал их тебе мертвыми, – неуверенно ответил я, понимая зыбкость своей теории.

– Никогда не слышал о подобных галлюцинациях, – пробурчал он. – Если они живы, то я должен был видеть их стоящими на своих ногах. Фреон мог бы помочь увидеть мне акт их смерти, но прежде они все же должны были бы стоять на своих ногах, мой мальчик.

Я замолчал. Наверное, мне было все же лучше играть по его правилам, пока мы не доберемся до деревни. Да и свидетельство о монстре, убившем моих друзей, прозвучит в суде куда лучше, чем галлюциногенный газ, оказавший на нас воздействие. Моей прямолинейности было все еще слишком много для будущего юриста. Пора было уже заканчивать с выкладыванием всего содержимого из карманов на стол и учиться верить в то, во что мне верить стратегически выгодно. Именно ради этих навыков и хорошего трудоустройства я пошел на такую нелегкую для своего ума специальность. Я всегда мечтал быть астрофизиком и учился на юриста исключительно ради перспектив. Однажды я спросил Толю, почему он выбрал юридический. Тот ответил, что хотел бы защищать невинно осужденных.

– Слишком многие незаслуженно сидят в тюрьмах, – коротко заключил он.