Всё исправить

В аптеке к концу рабочего дня было малолюдно. Какая-то бабулька, старательно укладывающая в недра клеенчатой хозяйственной сумки времен товарища Сталина многочисленные упаковки лекарств, поджав губы, исподлобья глянула на Чекалова. Очевидно, по мнению старушки, такому парню следовало валить лес в Сибири, а не кормиться возле аптеки… все они тут собрались, паразиты, норовящие урвать кусок от ее, бабулькиной, кровно заработанной пенсии… Следующий за бабулькой клиент, костлявый мужичок с явными признаками алкогольной абстиненции, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, то и дело поглядывая на часы. Более посетителей не имелось.

– Вам что?

– Два по сто настойки пустырника! – фраза была сказана таким тоном, что поневоле ожидалось продолжение: «… в один стакан!»

Дождавшись, пока отоварившийся клиент покинет аптеку, заведующая подошла к двери и вывесила на стекле табличку «Закрыто».

– Однако, что это инкасса не едет, давно пора… Ага, вот они, легки на помине!

Алексею с какого-то момента казалось, что он раздвоился. Одна часть, грубо-телесная, разговаривала, отвечала на вопросы и даже сама задавала их… Ехала куда-то на автобусе, считала на калькуляторе расходы на погребение, звонила в похоронную контору… На почту сбегать успела, кстати, чтобы получить телеграмму-подтверждение, дающее гражданину Чекалову А. Б. право организации похорон. За неимением в деревне, где жили родители Володьки, других официальных лиц телеграмма была заверена каким-то председателем сельсовета, удивительным образом сохранившегося со времен СССР, но этого, по идее, должно хватить… И сейчас эта грубо-телесная оболочка продолжала разговаривать, обмениваться приветствиями с прибывшими за выручкой парнями-инкассаторами и репликами с девчатами-аптекаршами… Вторая же часть, невидимая для посторонних, стояла рядом, отстраненно и безучастно наблюдая за происходящим, и страдала от холода… Может ли ощущать холод несуществующая для грубых материалистов душа? Да еще как может…

– Что с тобой сегодня, Алексей? – наконец-то заметила неладное заведующая.

– Друга у меня сегодня убили, Людмила Павловна, – ровным, неестественно спокойным голосом произнес Чекалов. – Просто так, ни за что… Пьяный сосед ножом пырнул, и точка. А мы с ним всю жизнь… со школы… Вот такие дела.

– Да… – на лице женщины изобразилось сочувствие, для грубо-телесной оболочки Чекалова вполне убедительное. Но второй, невидимый Чекалов, стоящий рядом, отчетливо ощущал – обычное мимолетное чувство. Которое будет смыто уже через пять минут, когда Людмила Павловна полезет в переполненный автобус. И обижаться на это бессмысленно, как на климат средней полосы России за то, что тут имеет место быть холодная зима… Смерть человека – горе для близких. Для самых близких, тех, кому он врос в душу, и теперь из той души выдран с кровью. Для всех остальных это статистика.

– Дать тебе эливел, Леша? – заведующая, проводив инкассаторов, запирала шкафы с препаратами. – От депрессии помогает.

– Спасибо, Людмила Павловна, – чуть улыбнулся Чекалов. – Я как-нибудь сам.

– Ну смотри… Водку только не пей, от этого только горше потом.

– Водку точно не буду, – пообещал Алексей, вновь сумев чуть улыбнуться.

Проверив сигнализацию, он распрощался с аптекаршами и наконец остался один. Постояв у окна, сел на кушетку. В последнее время, в связи с прогрессивным увеличением количества наркоманов, ограбления аптек стали не редкостью. Злоумышленники, не обращая внимания на сигнализацию, нагло и беспардонно разбивали оконные стекла, проникали внутрь, сокрушали шкафы и витрины в поисках вожделенного зелья… Милиция, правда, исправно прибывала к месту событий, и чаще всего злоумышленников ловила. Однако ущерб от разрушений и простоя аптеки никто возмещать не собирался, и поэтому аптечное начальство, как и всякое начальство, остро не любившее любой головной боли, сочло разумным держать в качестве живых пугал ночных сторожей. Поскольку научные сотрудники теперь стоили совсем недорого… Очевидно, мысль о том, чтобы заменить громадные окна советского образца, рассчитанные на высокую сознательность граждан на стальные жалюзи, опускаемые на ночь, в голову начальству пока не пришла. И слава Богу. Так что бывший мэнээс отныне служил во благо Родине в несколько другом качестве.

Самое странное, что благосостояние семейства Чекаловых от такого «апгрейда» даже улучшилось. В отличие от прежней научной деятельности, в последний год с трудом окупавшей проезд в общественном транспорте к месту работы и обратно, новая должность позволяла Чекалову исправно платить за коммунальные услуги, приносить домой хлеб-молоко-сметану и прочие повседневные продукты, существенно разгружая тем самым семейный бюджет, и даже делать жене время от времени маленькие подарки – на день рождения, день свадьбы и 8-е марта. Требовать от подобной должности большего означало «неадекватно оценивать свой социальный статус», как выражался Володька…