Всё исправить

Газ на кухне исправно горел, вода из крана исправно шла. Отсыпав из стеклянной поллитровой банки порцию «кофейного напитка», как деликатно именовалась на излете советской торговли смесь жареного ячменя, цикория и отходов кофейного производства, он залил ее водой прямо из крана и поставил посудину на огонь, придерживая за потемневшую деревянную рукоять. Когда самая великая страна приказала долго жить, печальный конец для НИИ, в коем трудился м.н.с. Чекалов, стал очевиден даже вахтерам, дежурившим на проходной. Все операции с арендой, вне сомнения, преследовали одну цель – обеспечить некий запас финансовой плавучести руководству института лично. Во всяком случае, Алексей в летальном прогнозе не сомневался. И потому начиная с того переломного декабря тысяча девятьсот девяносто первого все наработанные материалы тихо и без лишнего шума переправлял к себе домой, не желая, чтобы его выстраданное стало достоянием каких-то неведомых лиц. Таким образом, вся научная деятельность мэнээса Чекалова постепенно переместилась на дом, в лаборатории же оставалась какая-то никчемная писанина, обтекаемые бумажки-отчеты… в которые, похоже, никто уже и не заглядывал. Завотделом все служебное рвение употреблял на то, чтобы оказаться в числе лиц, допущенных к распилу «остаточных средств», все прочие сотрудники, уже полгода трудившиеся без зарплаты, захаживали на работу по старой памяти – попить чайку и обменяться скорбными новостями.

Кофе в старой, помятой джезве возмущенно зашипел, обиженный невниманием со стороны хозяина, и попытался сбежать, но Алексей мгновенно успокоил его, коротко взболтнув ложечкой. Да, программа «Энигма», это хорошо, даже очень хорошо… Пожалуй, с такой наработкой можно было бы смело ехать в Штаты получать гринкарту. Вот только от перспективы этой погано становилось на душе… примерно как во рту от избытка дрянного суррогатного кофе.

Чекалов перелил кофе из джезвы в кружку-термос и усмехнулся. Как там у классика – «я планов наших люблю громадье»… Вот отчего, скажите на милость, так устроена таинственная русская душа – непременно ей надо облагодетельствовать все человечество? Полцарства нам даром не нать, подавай нам все и без остатка!

«Энигма» – что, это всего лишь инструмент. Скальпель хирурга, пассатижи монтера, не более того. Конечный проект, именуемый условно «Лазарус» – вот цель… Ни он сам, ни Володя Белоглазов уже не помнили, откуда всплыло это название. Ну всплыло и всплыло, начальство на излете советской власти отчего-то стало падким на экзотические названия проектов. Название не отражало сути, как не отражала ее и официально заявленная цель: «лечение наследственной фенилкетонурии методами современной генной инженерии». Но надо же что-то было писать в заявке.

Об истинной, конечной цели проекта знали лишь двое. Бывший младший научный сотрудник Чекалов, ныне доблестно охраняющий аптечный пункт, и бывший же научный сотрудник Белоглазов, ныне отчаянный шофер-«бомбила», зарабатывающий на жизнь частным извозом на папином «Москвиче».

Экран компьютера, добросовестно трудившегося, покуда хозяин занимался варкой кофе, по-прежнему демонстрировал двойную спираль, уходящую в бесконечность. Алексей проверил состояние процесса и поморщился. Да, вот и еще проблема… «Пентиум», конечно, не убогая «троечка», но до суперкомпьютера ему расти и расти. А для полноценной работы «Энигмы» нужен очень, очень мощный компьютер, иначе есть все шансы закончить работу в глубокой старости.

– Чек, ты дома? – раздался искаженный помехами голос Володьки. Голос исходил из маленькой коробочки, бывшего карманного радиоприемника «Имула». Алексей взял прибор в руки, нажал кнопку передачи.

– Дома я.

– Жди тогда.

И все, и конец связи. Чекалов улыбнулся, разглядывая самодельную рацию. Как опытный радиохулиган, с пионерским стажем, Володька выработал стиль радиообщения, не позволявший запеленговать источник. Впрочем, сейчас, в девяностые, это было уже излишним – на всех диапазонах царила полная анархия, и если бы не ключ-код, мастерски вмонтированный Володькой, эта коробочка сейчас бормотала бы почти непрерывно, как и полагается добропорядочному гражданскому радиоприемнику. Благодаря же ключу рация оживала лишь тогда, когда на связь выходили нужные абоненты. Проблему дальности радиосвязи решал репитер, установленный на чердаке одного здания так, что найти его было очень непросто. Связь, правда, не охватывала всю столицу, но в большинстве случаев хватало. Городской телефон был лишь у Чекаловых, что касается нынешнего жилища бывшего научного сотрудника Белоглазова, то оставалось только удивляться, отчего в таком месте имеется электричество и водопровод.

Алексей вновь нажал кнопку передачи.

– Юля, Юль… Ты где?

– Уже близко, – спустя пару секунд отозвалась рация голосом, от которого сильнее забилось сердце. Вот интересно, привыкнет ли он к звучанию этого родного, самого лучшего в мире голоса когда-нибудь? Ну, скажем, лет через тридцать… или сорок…

– Я скучаю по тебе, – неожиданно для себя самого выдал в эфир Алексей.