Всё к лучшему

– Я готов, – сказал Сеня, и сердце мое забилось, как многоголосие невысказанного отчаяния в воротах Расемон.

При пересадке в Москве на российской таможне в тот раз попались удивительной доброты люди – обыска и вымогательств не было, и я подумал, что это хорошее предзнаменование.

И уже в Токио мы начали снимать встречу с раввином сразу, на выходе к встречающим, вживую. Как, впрочем, и все остальное.

Раввина узнали. Других таких не было. Было жарко.

– Шалом, – сказал я и наклонился.

И ему ничего не оставалось, как меня обнять, защищаясь.

Первый еврей, ступивший на эту землю, был купцом по фамилии Маркс. Но японцы в этом не разбирались. Да и звали его Александр. Он был для них просто европейцем.

Вскоре здесь осели пятьдесят еврейских семей купцов из Польши и США, а в Нагасаки – и первые русские.

Но сегодня в Японии живут около пяти тысяч евреев, и все они – приезжие бизнесмены или работники западных фирм. Коренных не было и нет. Это не Китай и не Индия. Это Хонсю.

Рабби жил в Японии уже несколько лет. И был для местных необъяснимой загадкой. Японцы вообще не представляют, кто такие евреи. Израильтянин – это понятно. Русский – значит из России – тоже. Но уже русский израильтянин становился для них чем-то логически запредельным.

Так все-таки русский или израильтянин?

А тем более еврей. Такой, как рабби, – в своей черно-белой униформе, широкой шляпе и с какими-то постоянными «нельзя».

А нас уже несло в сторону Токио по скоростной дороге, переходящей в бетонные пейсы трехъярусных развязок и лежбище домов, домов, домов.

И раввин, до пупа окольцованный микрофоном, вселял в нас оптимизм библейской героики прошлого и тоску будущей вечной жизни.

Хотелось есть. И даже выпить. Какой же еврей не любит российской водки?

– Кормить не будут, – предупредил Сеня, сняв камеру. – Раввин-то нерусский…

– Японский городовой, – сказал я, показав на полицейского, и подумал: «Во глубине сибирских руд давайте соблюдать кашрут…».

И оранжевое солнце, похожее на желток еще не испитого яйца, зыбкого, как радость матери-одиночки, зависло вечной еврейской грустью в ветвях индустриальной икебаны двадцатипятимиллионного большого Токио.

– Сегодня еще снимем еврейский центр, кладбище в Йокогаме, посмотрим шабат и утром возьмем машину напрокат, – сказал я. – И поедем в Киото, древнюю столицу.

– Нам, татарам… – ответил Сеня.

Один человек мне сказал, что Христос приземлился в Японии, и есть даже почитаемое место, а традиционные синтоистские храмы – копия храма Иерусалимского.

И еще японцы, возможно, одно из утерянных колен Израиля.

– А они знают? – спросил я и, представив себе еврейского самурая, подумал: «Только этого им не хватало…».

А нам явно не хватало времени.

Несмотря на бессонную ночь на стульях московского аэропорта и многочасовой перелет, Япония прочухивала свободой и вызовом.

Что, на самом деле, одно и то же. О японских евреях рабби почти ничего не знал, да ему и не надо. Он жил в своем мире долгосрочной командировки, привычного регламента жизни и отчетов о проделанной работе.

Отчеты – это и есть работа. А иначе как ее разглядеть?

Проблема для меня, однако, была в том, что в Японии не оказалось антисемитов. Потому эта культура и неподвластна пониманию европейца.

Страна есть, японцы тоже. А вот цементирующих их еврейских обстоятельств и интересантов в этом почему-то не было.

Азиа-с…

Если хочешь узнать новое о евреях – спроси антисемита. Он расскажет о них все и даже больше, чем они сами. Антисемит – еврейское альтерэго, постоянное напоминание об исключительности и несостоятельности.

Если об этом слышать постоянно, то даже самый глупый еврей почувствует себя особенным человеком. Точнее, проникнется в первую очередь.

Еврей без антисемита – такая же крыса, бегающая в поисках траха, пропитания и наслаждений, как в массе своей, и другая, только с иным окрасом.

Все равно выделят и пометят. Избранностью.

Поэтому именно еврею, в отличие от другого, надо постоянно подпитывать и оправдывать навязанное ему звание и стремиться к совершенствованию через творчество, дело или деньги.

Поэтому именно евреи преуспевают в бизнесе – они привыкли выживать и связывать несовместимое.

Поэтому именно евреи охотно идут в творческие профессии – они не умеют подчиняться обстоятельствам.

Поэтому именно еврейка родила Христа, а его еврейские апостолы – все, что с ним связано.

Зато остальные и поныне могут ежедневно стоять перед обрезанным сыном Марии на коленях или создавать ее культ Божьей Матери и затем идти на погромы, вытряхивая из еврейских перин и голов невесомый пух извечно безответного «за что?».

– А за все…

В Китае когда-то тоже были свои евреи – процветающая большая община в городе Кайфень. И где она?

Растворилась. Погромы, геноцид, притеснения? Да ничего такого не было вообще. Жили сначала, как жили, по своим законам. Но отсутствие какого-либо давления эти законы смягчило. Зачем себя самоограничивать постоянно, если это никому вокруг не интересно? А другие собратья-единоверцы слишком далеко, почти абстрактны. Вот и ассимилировались китайские евреи полностью, подчистую. Возникли – и растворились.