Всё как есть

Непостижимо, но я вновь почувствовал биение сердца. Долгие годы мне казалось, что я смог забыть Тоню навсегда, но при одной мысли, что она где-то рядом, я не мог усидеть на месте. Я должен был ее увидеть, ведь я, оказывается, все эти годы продолжал любить ее.

Я не выдержал и начал наводить справки. Вас, возможно, это шокирует, но когда-то я служил в ведомстве, которое занималось, в числе прочего, и разведывательной деятельностью. У меня был опыт, связи и некоторые возможности.

Я выяснил, что брат моего приятеля обознался: прекрасной дамой была не Тоня, а ее дочь Аня. Этим и объясняется секрет молодости. Что касается Тони, то здесь появилась новая тайна — наша королева внезапно покинула свет и исчезла. Куда? Почему?

Я знал также, что близких она попросила ее не искать, и они этого не делали. Но меня-то никто ни о чем не просил! Я не могу умереть, не узнав, что случилось с Антониной. Так я сказал себе. И тут же понял: ответ знают черепахи. Вернее, одна черепаха, та, в которой тайник.

Мы — эпистолярное поколение. В детстве мамы укачивали нас, зажав в руке фронтовой треугольник. Я не представляю себе, чтобы в жизни моего ровесника случилось что-то важное и он бы это не записал.

А кому Тоня могла доверить свою тайну, если не хотела сразу раскрывать ее перед своей семьей? Только рыжей черепахе с тайником в животе. Там обязательно должна быть записка, письмо кому-то из нас. Может быть, даже мне.

— Но в черепахе нет тайника! — не выдержала я. — Мы с Сашей проверяли!

Владимир Ильич только усмехнулся.

Неожиданно властным жестом он протянул руку, и Алена, как заколдованная, сделала три шага вверх по стремянке, сняла Донателло с полки и протянула ему. Ильич бережно взял черепаху в ладони, погладил ее кончиками пальцев и вздохнул.

— Прежде чем мы откроем ее, — сказал он, — я бы хотел закончить свой рассказ. Мои поступки были не очень красивыми, но я преследовал высокую цель и никому не хотел зла. Узнав, что семья Тони разделила четырех черепах, я начал искать их одну за другой, сам себе напоминая знаменитых охотников за сокровищами, спрятанными в стульях. Эти поиски наполнили смыслом мою однообразную жизнь и заставили меня самого помолодеть на несколько лет.

Труднее всего было проникнуть в общежитие Александра. Для этой цели мне пришлось прибегнуть к помощи моего племянника Славы. Не обижайтесь на него, Катя, — его интерес к вам был совершенно искренним и никак не связан с этой историей. Слава проник в здание, пользуясь своим телевизионным пропуском и заморочив администрации голову рассказами о передаче, которую он якобы собирается там снимать. К сожалению, ему пришлось забрать черепаху из комнаты, принести мне для проверки, а потом очень аккуратно возвратить на место. Саша, вероятно, заметил пропажу, но делать было нечего.

Что касается Катиной черепахи, тут дело казалось самым простым, но получилось самым сложным. Моему помощнику не удалось купить ее, воспользовавшись рассеянностью продавщицы, а я не сумел ее выкрасть через ту же продавщицу. Это было банальное невезение, знакомое любому разведчику.

Излагая это, он даже не взглянул на Алену, как будто она была одной из игрушек, выставленных на продажу. Похоже, что она и сама так себя чувствовала, нежданно-негаданно оказавшись свидетелем раскрытия семейных тайн.

— Я решил оставить талисман из магазина на потом и занялся другими черепахами. Гоняясь за ними, я успел хорошо узнать всю вашу семью. И наконец, при посредничестве того же неугомонного племянника Славы, я познакомился с Аней.

Мне удалось проверить черепаху у нее дома, а также у ее бывшего мужа, это не составило труда. Но главное — другое.

Ильич подошел к маме и торжественно поцеловал ей руку.

— Главное — я встретил свою настоящую любовь. Может быть, поздновато, но… Аня — это дочка Тони, ее копия, ее плоть и кровь, но в ней нет гордости и безжалостности Снежной Королевы. Она милая, добрая и доверчивая. И она моя.

Мама опустила сияющие глаза. Слава богу, я не хотела, чтобы она заметила тревогу и боль на моем лице. Ведь ее опять, как в случае с писателем, сделали заменой, заместительницей другой женщины, пусть даже самой для нее близкой. А может, это действительно не имеет значения? Главное, она счастлива…

Между тем Владимир Ильич поднял черепаху на ладони, перевернул ее кверху брюшком и сделал какое-то неуловимое движение, как будто брал гитарный аккорд. Невидимая прежде пластинка на животе у Донателло повернулась. Алена не выдержала и тихо охнула. Мы с мамой, наоборот, боялись вздохнуть.

Ильич ловко просунул пальцы в образовавшуюся щель. И действительно вытащил свернутый бумажный квадратик.

Мама подалась вперед. Вождь мирового пролетариата предостерегающе поднял руку, и она отступила. Я обняла ее.

— Здесь написано: «Кате», — разочарованно сказал Владимир Ильич, отодвигая бумажку от дальнозорких глаз.

Его рука совершила сложное круговое движение — он как будто собирался протянуть листок мне, но в последний момент не смог с ним расстаться.

— Да, Кате, — повторил он. — Это Тонин почерк.

— Вы можете открыть, — сказала я.