Всё как есть

— И было известно, — продолжал Володька, что-то рисуя на столе крошками от пирожного, — что кто-то делает вещи добрые, приносящие удачу, а кто-то — злые или никакие. Вот об этом мы и снимаем фильм, вернее, серию фильмов. Есть вещь — есть человек, который ее делает, — есть жизнь, которой этот человек живет. Эти три плана мы и показываем в каждом фильме. Такая идея. Ну как?

— Хорошо, — сказала я. — Но только «Путешествие за удачей», по-моему, не подходит.

— Да, я уже думал. Название должно быть другим, пока не знаю.

— А ты по-прежнему уверен, что я тебе нужна в этом проекте?

— Уверен. Твое лицо зрители знают. Всем будет интересно увидеть тебя без грима и каблуков, в живой природе. К тому же ты будешь говорить у меня авторский текст, без него не обойтись.

— А реклама?

— А, эта чухня? Да. Только подымай выше — это не рекламный ролик, а рекламный фильм, минут на десять. Я думаю слупить с них не меньше двадцати штук.

— И тоже со мной?

— Обязательно. Тут мне нужен весь твой гламур: и декольте, и коленки, и улыбка.

— А кого снимаем?

— О! Я даже не знаю, как назвать. Какой-то супер-пупер парамедицинский центр с самыми навороченными штуками. Знаю, что у них есть там, например, соляная пещера для астматиков, лужа с грязью Мертвого моря и еще какая-то мутотень.

— Дорого?

— Спрашиваешь! Но тебе, думаю, дадут попробовать за так.

Это он меня уговаривал на случай, если я еще не согласна. А я в этот момент думала совершенно о другом: что будет сегодня после капуччино и пирожных?

Мы с Володей уже ходили пару раз в кафе и один раз в театр. Но эти встречи были абсолютно невинными. Выходя на улицу, мы кивали друг другу и рассаживались по своим машинам, которые к тому же часто стояли в разных местах. Ехать к нему или ко мне целым кортежем было бы слишком смешно и торжественно, вроде свадьбы или конференции. Вообще, у нас что-то получалось, только если мы оказывались вдвоем в его джипе. Наверное, Брянский тоже был отчасти техносексуал и чувствовал себя на сто процентов мужчиной лишь на фоне своего «лендровера». Недаром он с такой неохотой пускал меня за руль.

Надо было подыграть ему, оставить машину дома, но я не сообразила. И теперь с грустью представляла себе момент последнего «пока», которым закончится этот вечер. А он должен был закончиться уже скоро — кафе вот-вот закрывалось и зевающие официанты окидывали прищуренными глазами зал, подсчитывая, сколько еще осталось этих зануд, которые не дают людям пойти домой.

— Поедем к тебе? — сказал Брянский будничным голосом.

Вот для чего, оказывается, придумали язык! Чтобы люди могли договориться между собой, а не ловить взгляды и не краснеть удушливой волной.

Мы вышли в обнимку, Володя посадил меня в «ситроенчик», закрыл за мной дверь (так вот как это делается в светском обществе!) и велел ждать. Я простояла довольно долго, пока наконец неуклюжий джип нежно не побибикал мне сбоку. И мы действительно поехали ко мне. И даже немного поговорили там о работе.

Посмотрев на бабушкину фотографию, Володька сказал: «Вы похожи. Но ты красивее».

Я засмеялась. В нашей семье самой красивой женщиной была бабушка, и это всем известно. На это Брянский совершенно серьезно ответил:

— Да ну. Ты самая красивая, Катя. Мне даже страшно, до чего ты хороша. Я не знаю, что с этим делать.

Это прозвучало так, что мне стало неловко. Ну что я, виновата? Я и сама не знаю, что с этим делать.

— Это пройдет, — утешила его я.

— Не знаю. Может, когда ты увидишь, что это проходит, ты бросишь меня, наших детей и внуков и уйдешь куда-нибудь, чтобы никто не видел, как ты будешь стареть.

— Ты думаешь? — только и смогла произнести я.

Мысль о том, что бабушка ушла, чтобы остаться в нашей памяти красавицей, показалась мне такой удивительной, что я даже сперва пропустила мимо ушей «наших детей и внуков». Каких, черт возьми, детей? Ах да, он же так и не знает, что я исправно пью таблетки, даже в горах во время болезни о них не забыла.

Да нет, не может быть. Я ведь помню бабушку уже совсем не молодой. Да, она была красивой, но красивой старушкой. И относилась к своей внешности спокойно. Не помню, чтоб она разглядывала себя в зеркале, выискивая новые морщинки и седые волоски.

Я попыталась объяснить Володьке, что он не прав, но его интересовала не бабушка, а я. Все-таки он знал, что со мной делать, раз уж я такая красивая.

Оказалось, утром Брянский не завтракает. Он делает зарядку, из-за которой я была выставлена из собственной комнаты (не подглядывай!), принимает душ, в виде одолжения опрокидывает в себя стакан кефира и убегает на работу, не дождавшись, пока я допью свой кофе и высушу волосы. А я-то думала, что мы выйдем из дома под ручку как добропорядочная семья, где все уже договорено про детей и внуков.