— С сахаром? — Уточнил громко и настойчиво, а я взбесилась от его поведения, скривилась, от столешницы отлепилась, развернулась спиной, точно зная, как он смотрит мне вслед.
Чувствовала себя отвратительно. Оттого, что голая, оттого, что не могу возразить, хотя знаю, что права, оттого, что при движении, когда бёдра трутся друг о друга, внутри зарождается недвусмысленное тепло, а шире расставить ноги и избежать этого трения не могу, потому что ОН смотрит! Смотрит и всё понимает… Хотелось расплакаться, биться головой о стену, да что угодно, только бы легче стало, но узел внутри развязываться никак не хотел. Ни тот, который снизу, заставляет дрожать и двигать бёдрами в такт с этой дрожью, ни тот, который давит на грудь, не давая вздохнуть. Взгляд зацепился за ткань у стены — моё платье, и я, точно отомстить пытаюсь за обиду, кому — не понятно, наверно хотелось показать, что против! Быстро подошла к нему, с остервенением натягивая на всё ещё влажное тело, путаясь, цепляясь за какие-то вырезы, выемки, застёжки. Взвыла от первой неудачи, стянула платье через голову и нервно смяла в руках. Наверно если бы Дима не стоял в соседней комнате, просто бы кричала. Не слова, не оскорбления. Хотелось выкричаться, чтобы выдавить из себя негатив, злость на него, на себя и на это грёбаное платье.
Когда злость сменилась жалостью, я так и стояла, сжимая перед собой ткань платья, горячие слёзы уже поплыли по щекам, раздражая искусанные губы, а от безысходности организм требовал действие, наверно, чтобы отвлечься, забыться. Тогда я снова тряхнула одежду, выпрямляя, расправляя в руках, разгладила, чтобы точно найти широкий проём для головы, бретели, перевернула платье подолом к себе и с лёгкостью скользнула в него. Ткань разгладилась по спине, бёдрам, ягодицам, а я лишь немного поправила на груди, которая без белья выглядела слишком пошло. Соски выпирали, реагируя даже на такое прикосновение и снова так обидно стало, что я ногой топнула. Не успела понять, помогло или нет, как резкий рывок и мой вскрик заглушил треск рвущейся ткани.
— Я сказал голая! — С нечеловеческим рыком прокричал он.