Всё могут короли

Разговор с пленным наинцем дался Марку нелегко. Боль и жажда истерзали Соло, но дух его не был сломлен. Он не стал запираться в молчании, но заявил, что не намерен отвечать ни на какие вопросы императора. И своих намерений он не переменил, даже когда Марк передал ему просьбу Илис. Он как будто вообще не услышал ее, а при упоминании имени Илис подался вперед — насколько позволяли цепи.

— Она здесь? — спросил он отрывисто и хрипло.

— Да, — ответил Марк. — Илис сопровождает отца во многих поездках.

— Это я знаю, — сказал Соло и замолк.

— Так что ты ответишь?

— Передавай ей привет.

И это было все, что сумел добиться от него Марк. На все уговоры пленный повторял одно и то же: "Мне нечего сказать императору". Наконец, Марк ушел, убежденный, что наинец или бесподобно глуп, или столь же безрассуден.

Илис, разумеется, очень огорчилась, когда он пересказал ей свой разговор с Соло. Пожалуй, ему не приходилось еще видеть Илис настолько расстроенной. Она, разумеется, не плакала, но была очень близка к тому.

Второй допрос северянина прошел еще тяжелее. На этот раз присутствовал Альберт Третт, который никогда не удовлетворялся ролью наблюдателя. Во время допросов он превращался из друга императора в его бойцового пса, и с готовностью набрасывался на указанную императором жертву. Альберт в совершенстве владел искусством причинять человеку невыносимую боль, не калеча его при этом. Он знал, как, когда и куда нужно бить, чтобы достичь максимального эффекта. Оставалось только догадываться, где и при каких обстоятельствах он научился всему этому.

Марк вынужден был отдать отцу должное — сначала тот повел разговор довольно мирно. Он готов был выслушать пленника и отпустить его восвояси, как и обещал. Но наинец стоял на своем и повторял: "Я не знаю" и "Я не помню", как заклинания. Впрочем, этим он не ограничивался. Оказалось, что язык у него очень острый и очень дерзкий… Наинца била дрожь, но он дерзил, не задумываясь. Ничего удивительного, что минут через двадцать не слишком сдержанный Барден потерял терпение и сделал знак Альберту приступать к делу.

О том, что последовало далее, Марк, пересказывая события Илис, предпочел умолчать. Поначалу, когда Альберт принялся истязать его, наинец даже не кричал, а только глухо и мучительно стонал сквозь зубы; тем тяжелее было на него смотреть. Лишь в конце экзекуции он, наконец, сломался и принялся сыпать проклятиями на всеобщем, ломаном медейском и наи вперемежку. Но крики его были бессвязными, и по существу он так ничего и не сказал.

— И чем все закончилось? — спросила необычайно серьезная и бледная Илис, глядя на Марка огромными черными глазами.

— Да ничем, — раздосадовано и устало отозвался Марк. — Отец окончательно потерял терпение и приказал перевести твоего друга из башни в нижние камеры.

— Поближе к пыточным залам… — прошептала Илис.

— Да. Твой приятель здорово разозлил его.

Марк помолчал немного, потом проговорил, отвернувшись:

— Знаешь, что я посоветую тебе, Илис? Думай об этом поменьше. Все равно ты ничего сделать не можешь.

Говорит совсем как Рувато, хотя и терпеть его не может, — подумала Илис, а вслух сказала:

— Ох и любите же вы с Барденом давать бесполезные советы!

— Но ведь это правда, Илис.

— Ваша правда у меня уже в печенках сидит!..

За грубостью Илис старалась скрыть беспокойство. Не в первый раз Грэму приходилось играть со смертью, но никогда еще он не попадал в такую серьезную передрягу. Всегда оставалась надежда как-то выкрутиться. Теперь надежды на благоприятный исход, кажется, не было…

А медейцы-то хороши! От них Илис подобного предательства не ожидала. По крайней мере, Ив представлялся ей человеком чести. Как они могли оставить Грэма, который — Илис была в этом уверена, — помогал им на протяжении всего долгого и опасного пути!.. Он помог им вызволить принца и буквально пожертвовал собой ради его безопасного отступления, а медейцы даже не попытались узнать, что с ним сталось. С особенной злостью Илис думала о Ванде. Пакостная девчонка! Ведь ради нее Грэм впутался в медейско-касотскую авантюру, задуманную Ивом и Рувато. А она, выходит, лишь притворялась, бросая на него многозначительные взгляды?..

Теперь Илис знала: будь у нее возможность вернуться на пару месяцев назад, она ответила бы Рувато решительным отказом.

По вечерам Илис уже не могла сидеть возле Бардена в его кабинете, как раньше. Ее по-прежнему страшно тянуло к нему, но только когда его не было поблизости. Один вид рыжей физиономии императора пробуждал в ней мысли о Грэме и его страшной участи. Допуская, что Бардену и самому может быть нелегко продолжать гнуть свою линию, — ведь он изначально симпатизировал Грэму, — она все же не могла простить ему бессмысленную жестокость. При встречах с ним Илис теперь старалась как можно быстрее проскочить мимо. Он не пытался ее останавливать, лишь провожал внимательным взглядом.