Всё могут короли

Вот это было плохо. Эмиль ненавидел бывать во дворце, и особенно не хотел появляться там сейчас, когда залы и переходы полны суетящихся слуг, которые будут глазеть на него, как на диковинного зверя. Может быть, даже будут тайком тыкать пальцами… Он даже замычал от едва сдерживаемого отвращения.

— Вот тебе и придворная служба, — заметил Тармил, невозмутимо любуясь гримасой, которою скорчил Эмиль. — Любо-дорого посмотреть, как тебя скручивает от одного упоминания дворца. Но ничего не поделаешь, принц. Королевский приказ!

— Может быть, мы притворимся, что вы меня не нашли? — без особой надежды предложил Эмиль.

— Ни-ни, даже не думай.

Уговаривать его было бесполезно; Эмиль тихо вздохнул. Тармил принадлежал к той породе людей, на которую не действовали никакие уговоры. Иначе и быть не могло, иначе он и не выжил бы… Однако, Эмиль не мог скрыть своей досады: она заставляла зло вспыхивать его рыжие глаза и кривиться — губы.

— О Безымянный, зачем я ему мог понадобиться?!

— Это уж лучше тебе знать. Может быть, он хочет сделать тебе внушение насчет того, как вести себя на празднике?

— Что я, дурачок — внушения мне делать?

Тармил посмотрел на него с жалостью.

— Дурачок, раз задаешь такие вопросы.

Ответить на это было нечего. Эмиль с тоской взглянул на небо, где неспешно продолжало свой путь клонящееся к горизонту солнце, потом перевел обреченный взгляд на учителя. Тот по-прежнему был совершенно невозмутим и абсолютно безжалостен. Камень, скала! Как странно, вдруг подумалось Эмилю, что он, такой сильный, такой спокойный, такой выдержанный, не старается прибрать к своим рукам всю власть, никогда даже не пытался диктовать королю свою волю… впрочем, король тоже крепкий орешек, не всякие зубы способны его разгрызть.

— Иди, принц, — Тармил пристально взглянул на ученика. — Король не любит ждать. Только, ради богов, выбери какую-нибудь одежду поприличнее, в этом балахоне ты похож на нищеброда.

Насчет одежды учитель тоже был прав, только вот Эмиль никогда не обращал особенного внимания на то, во что одет. И слова Тармила отнюдь не заставили его устыдиться. На нем красовался обычный его наряд — ученическая накидка из тонкой шерсти, с длинными полами и широкими рукавами, спереди она запахивалась и перетягивалась широким шерстяным же кушаком; сейчас она была измята и испачкана травой и землей. Не слишком подходящая одежда для приема у короля, но мысль об этом заставила Эмиля лишь упрямо сдвинуть соломенные брови. Все так стараются отмежеваться от него, показать, насколько мало имеют с ним общего… сделали из него настоящее пугало… так чего же ради он должен подстраиваться под их требования?

— Я отправлюсь немедленно, — заявил он, не делая даже попыток отчистить полы от грязи.

— Принц! — Тармил предостерегающе поднял брови. — Ты что же, хочешь явиться перед королем в таком виде? Это не слишком… почтительно.

— Полагаю, королю безразлично, как я выгляжу.

— Гордость — плохой советчик, учти это.

— Однако это единственное, что у меня есть, — с горечью ответил Эмиль.

На это Тармил ничего не ответил.

Конечно, Эмиль слегка преувеличивал, и учитель мог бы ему об этом напомнить. Кроме гордости, у него был титул, которого никто его не лишал. Тармил не шутил и не насмешничал, называя его принцем; действительно, в жилах юноши текла благородная королевская кровь. В этом обстоятельстве, однако, Эмиль не находил ничего приятного, он готов был скорее проклинать свое происхождение, поскольку не получал от него никаких выгод, а одни только горести. Происхождение это было отягчено тем, что люди с опаской, осторожно, называют даром Гесинды. Эмиль же предпочитал звать это проклятием.

Да, кроме гордости и титула, у Эмиля был Дар…

Когда у него открылись эти способности, он готов был локти кусать от злости и отчаяния. По глупости он даже вообразил, что жизнь его кончена. Ни один человек из его близких не попытался поддержать его, все они повели себя так, как будто боялись заразиться от него чумой. И только Тармил, назначенный старым королем ему в учителя, помог выбраться ему из глубин отчаяния и показал, что проклятый дар может стать благословением и дать такую власть над миром и людьми, какую мало кто из простых смертных способен себе вообразить. Нужно было только научиться правильно этим даром распоряжаться, а это было самое сложное…

Но этот дар навек отделил Эмиля от друзей и близких, он даже не мог остаться жить рядом со своей сестрой и братом.

Единственным человеком, не считая Тармила, который вел себя с ним почти так, как если бы ничего не случилось, был старый король Исса, его дед. Он неустанно повторял внуку: "Радуйся, что ты вообще жив!"

И — со временем, конечно, — Эмиль научился-таки радоваться этому простому факту, осознав, что все могло быть гораздо, гораздо хуже. В конечном счете, именно благородное происхождение защитило его от тех ужасов, которые могли последовать за тем, как его проклятый дар обнаружил себя. Благородное происхождение и власть, сосредоточенная в руках его деда-короля.