Всё может только любовь!

Так же, как и освоение устной речи, обучение эмоциям происходит имплицитно. Даже с опорой на хороший задел в обучении, которое началось ещё во внутриутробном периоде, ребёнку требуется много месяцев, чтобы начать понимать полноценные предложения, и немного больше, чтобы начать их воспроизводить. Мимика лица,  тон голоса и прикосновения несут в себе понятные млекопитающим эмоциональные сообщения; как мы рассматривали в главе 3, ребёнок уже при рождении прекрасно ориентируется в этой системе сигналов. Имплицитная память – это единственный инструмент обучения, которым мозг оперирует в первые годы жизни, когда между матерью и ребёнком существует прочная лимбическая связь.

Невероятное количество установок в мозгу – это одновременно преимущество и недостаток. Имплицитная память выявляет принцип по той же причине, по которой Мэллори взобрался на Эверест – «потому что он существует». Встречаясь в раннем возрасте с рядом согласованных друг с другом примеров, ребёнок может вывести из них ошибочный общий вывод. Этот механизм в мозге перерабатывает информацию, но не оценивает её критически; он не в состоянии определить, живёт ли большой мир по тем же правилам, что он вывел из анализа эмоционального микрокосма семьи. Точно так же, как наш рот автоматически воспроизводит грамматически правильный родной язык, каждый из нас демонстрирует определённые структурные шаблоны эмоциональной привязанности.

Мы используем свои подсознательные знания в любом бездумном действии, совершаемом в любви. Если  у ребёнка нормальные родители, то он запоминает правильные принципы – что любовь означает защиту, заботу, верность, самопожертвование. Он приходит к этому знанию не потому, что его специально этому учат, а потому, что его мозг автоматически извлекает из массива беспорядочной информации несколько закономерностей. Если его родители эмоционально нездоровы, ребёнок невольно извлекает чёткие уроки из своих проблемных взаимоотношений с ними: что любовь душит, что гнев пугает, что зависимость унизительна, или бесчисленное множество других калечащих психику вариантов. Лев Толстой был прав – счастливые семьи скучно похожи (примерно так же, как и здоровые тела), а несчастные – уникальны в разнообразных вариациях своих патологий.

Рассмотрим пример молодого человека, который несчастен оттого, что одинок, и на то есть веская причина. Все его романтические истории развиваются по одному и тому же сценарию. Сначала яркая влюблённость с кружащими голову порывами и бабочками в животе. Безумная любовь и страсть на протяжении нескольких недель. Затем первый звоночек – небольшое критическое замечание со стороны партнёра. По мере того, как отношения укрепляются, тоненький ручеёк замечаний превращается в бурный поток, а затем в настоящий водопад. Он ленивый, легкомысленный, его выбор в ресторанах банален, а его бытовые привычки – это какой-то кошмар. Когда он уже больше не может терпеть, он разрывает эти отношения, после чего наступает долгожданная тишина и облегчение. Проходят недели, а затем и месяцы, и его новообретенная лёгкость превращается в одиночество. У него завязывается роман с другой женщиной, которая оказывается (через очень непродолжительное время) точной копией его бывшей. Без женщины его жизнь пуста, а с женщиной он несчастен.

Эти бесконечно повторяющиеся циклы представляют собой отголосок первоначального дуэта, который давным-давно записан в его имплицитной памяти. Все его девушки вместе взятые являются приблизительным отражением его матери – умной и творческой женщины, но вспыльчивой и склонной винить во всех бедах окружающих. Его юный мозг впитал эту установку; и он ожидает найти именно этот типаж в любви.

Бегство от реальности

Имплицитная память формирует наше видение мира – это один из многих отвечающих за это механизмов психики. Мозг никогда не позволяет неприкрытой реальности вторгаться в наше сознание; все поступающие в наш разум сенсорные впечатления подвергаются  процессу сглаживания шероховатостей неприветливого и сложного окружающего мира. Чтобы понять, как это происходит, закройте один глаз и мягко надавите на уголок другого, и мир вокруг вас опустится или накренится на несколько градусов, словно это не ваш собственный палец сместился на миллиметр, а рука БОГА сотрясает планету. Мозг не определяет положение глаза, а лишь отслеживает его движение, которым он управляет. Если мозг не приказывал глазу двигаться, он исходит из того, что такого движения не было – что верно в любой ситуации, за исключением одной. При изменении положения глаза вручную свет начинает по-другому падать на сетчатку. Мозгу кажется, что раз глаза неподвижны, значит, мир изменил своё положение. Аналогичным образом любой опыт приходит к нам покрытый наслоениями невидимых и порой сомнительных выводов.