Всё начинается со лжи

— И меня простите, пожалуйста. Клянусь, у нас ничего не было. Сейчас. Это то, что я сняла на свой телефон, — она достала новый смартфон, затыкала по клавишам. Я услышала, как у меня блякнуло входящее сообщение. А Юлька подняла глаза и теперь смотрела на меня не моргая. — Доза оказалась слишком высокой. Он вдохнул, просто вырубился и всё. А я затащила его на кровать и со злости на его телефон сняла дурацкое видео будто мы трахаемся. Но даже если бы не вырубился, клянусь, всё равно ничего бы не было.

— Тогда зачем? — едва сдержала я тяжёлый вздох.

— Потому что он назвал меня шлюхой. Он думал, что я ему изменила. А это не так. Я же вам рассказала, как всё было.

 — Только забыла сказать, что из всего этого правда, — усмехнулась я.

У меня ведь в сумке была ещё одна бумага, где образец ДНК Рената Алескерова не совпал с тем, что был обнаружен на её теле.

— Всё правда. Меня подставили. И я хотела, чтобы Верейский прочувствовал на себе каково это, когда попадаешь в такую ситуацию. И чтобы вы… тоже прочувствовали, как мне было больно, когда я увидела вас на свадьбе вместе. И это кольцо, — она отвернулась. — Простите.

— Тебя изнасиловал не Алескеров, Юля. И ты прекрасно это знаешь.

— Что?! — резко развернулась она, вытирая слёзы. — Нет! Нет, нет, нет. Это был он!

— Я разговаривала со следователем, — устало вздохнула я. — Криминалисты сравнили образцы. Не он. Так что заявить на него ты не сможешь. Да я думаю, ты и не собиралась. Иначе вряд ли бы стала с ним… — я развела руками, — ну, ты знаешь.

— Это всё дед, его дед. Ну, конечно, — заметалась она. — Помните, я говорила про него. Он же глава, — и она снова назвала аббревиатуру какого-то ведомства. — Это наверняка он заставил их подменить результаты, чтобы делу не смогли дать ход.

— Да причём здесь дед? — выкрикнула я. — Ты целовалась с Алескеровым как ни в чём ни бывало! На свадьбе! С человеком, который связал тебя, душил.

— Это от отчаяния. Просто от отчаяния, — развернулась она, заламывая руки.

— От какого отчаяния, Юля?!

— Мой бывший парень смотрел на вас так, — покачала она головой. — Я столько лет хотела увидеть такой взгляд на себе. А он… смотрел на вас.

Она сверлила меня глазами.

Да чтоб тебя! А Камиль?! Нет, она и правда была или сумасшедшей, или очень хорошей актрисой. И Павел был прав: найти правду в том клубке лжи, что она ежесекундно плетёт, просто непосильная задача. Но к чёрту её!

— Ждёшь, что я тебе отвечу?

— Да, — усмехнулась она. — Вы должны сказать: утрись, сука! Он мой. А будешь лезть, умоешься кровавыми слезами. По крайней мере я сказала его бабе именно так. А потом бросила её одну на вертолёте.

— Фу, как некрасиво, — скривилась я. — Девочка, наверно, пострадала.

— Не сильно. Только ходила потом долго к психологу. И у неё там теперь какая-то фобия, из-за которой она сниматься не может. А она была актрисой.

«Совсем как ты!» — так и хотела вставить я.

 — Но за лечение заплатил мой отец. А ещё он до сих пор думает, что я из-за него её чуть не утопила. Он ведь жениться на ней собрался. А она сбежала с Верейским. Вернее, Верейский её увёл. Так что вы, если что, присматривайте за ним, он не такой белый и пушистый, как кажется.

— Вот спасибо, что предупредила.

Сука! Лживая сука! Да твой отец точно знал, что так ты добивалась Верейского.

— Да, и ещё. Ксеньку он тоже трахал, ваш Верейский. Там же, на Антибе, — улыбнулась она. Конечно, гаденько.

Вот же дрянь, а! Ну, дружить я с ней, конечно, и не собиралась. А вот в долгу сейчас остаться было бы нехорошо.

— У тебя всё? — я достала из сумки лист с результатами ДНК.

— Ах, да! Вы же сказали у вас для меня тоже подарочек. Это он?

— Ага. Держи! — протянула я бумагу. — И, если в очередной раз тебе захочется сунуться в жизнь Верейского, в нашу жизнь со своими советами или проблемами, просто вспомни, что я это знаю.

— Что именно? — таращилась она в бумагу.

 — Что ты Пашутину даже не дочь.

Она замерла на пару секунд. А потом зло скомкала бумагу. Обернулась, куда бы её бросить. На её счастье в огромной столовой был камин.

Процокав по мрамору, она швырнула бумагу в топку. Чиркнула зажагалкой.

— Ты меня слышала? — переспросила я, глядя, как ярко та горит. — Чтобы я тебя не видела больше, ясно?

— Более чем, — вскинула она подбородок и мрачно посмотрела на меня.

— Вот и отлично. Но есть и хорошие новости, — подхватила я сумку. — Тебе не достался его синдром Лея. И твоим детям он тоже не грозит.

 Трудно было сейчас понять по лицу этой врушки её чувства. Знала ли она, что мать её нагуляла или это стало для неё потрясением? Она побледнела. Только мне хотелось повторить вслед за Верейским:

Мне глубоко, абсолютно, совершенно… по хрен.

Я уже шла к двери, когда где-то у Пашутина зазвонил телефон.

— Что?! — заорал он. — Что ты сказал?! Проверка? — голос его резко охрип. — И маски-шоу? В главном офисе?

Почти тут же позвонили во входную дверь.

— Ну кого там ещё? — догнала меня Юлька. Но даже не успела открыть дверь столовой, она распахнулась прямо у неё перед носом.