Всё начиналось в юности

Я воевал в саперной роте и по возрасту был таким, как ты, когда меня назначили помощником командира взвода. Фактически мне пришлось командовать взводом. Старый командир взвода был ранен, а пришедший вместо него младший лейтенант командовал всего неделю и погиб от пули снайпера. Немецкие снайперы специально охотились за офицерами, и необстрелянные командиры часто становились их добычей.

Со дня на день мы готовились к переходу в наступление, но когда меня, помкомвзвода, вызвал сам командир полка, я сильно струхнул. Подполковник Сафронов слыл крутым мужиком. Мы уважали его, но боялись, как огня. Меня вызвали на КП вместе с командиром штрафной роты капитаном Сорокиным. Мой саперный взвод придавался этой роте для проделывания проходов в минных полях. Командир полка лично поставил нам задачу.

Перед правым флангом обороны полка возвышалась господствующая над местностью высотка, занятая немцами. Почти такая же высота, но чуть в глубине немецкой обороны, была и перед левым флангом. Эти высотки мешали нашей дивизии, как кость, застрявшая в горле. При любой фронтальной атаке наступающие оказывались в низине, которая простреливалась с этих высоток. Поэтому, прежде чем переходить в наступление, нужно было овладеть ими. Такая задача и была поставлена полку: провести разведку боем и захватить господствующие высоты. Там, где наметится успех, развивать наступление.

Уже позднее я узнал, силы, которые должны были атаковать правую и левую высоту, были неравными. Левофланговую высоту поручалось взять лучшему в полку батальону, усиленному полковой артиллерией. Правофланговую высотку должна была взять штрафная рота, в интересах которой должен был действовать только один саперный взвод. Задача саперам была определена конкретно: проделать проходы в минных полях, пропустить по этим проходам роту и содержать проходы на случай развития наступления.

Ты спросишь, почему такое неравенство при выполнении вроде бы равноценных задач? Мне тогда тоже было это непонятно, но приказ обсуждать было не принято. Его нужно было выполнять. Зато любой из наших современников, сильный задним умом, почти наверняка объяснит это тем, что штрафников на войне не жалели и бросали на самые опасные участки.

На самом деле все было не так. Никакой опытный, уважающий себя командир не пошлет штрафников на направление главного удара. Сделать так, означало: поставить выполнение полученного приказа под угрозу срыва. На главное направление командир пошлет тех, на кого он может полностью положиться.

Подполковник Сафронов уже выбрал главное направление для атаки, и атака штрафной роты была лишь отвлекающим маневром. Я, как и капитан Сорокин, конечно, этого не знал. Мы считали: именно от нас зависит успех полка. Но об этом чуть позже, а сначала о том, как протекал сам бой.

За ночь саперы моего взвода успешно проделали проходы и в своих и в немецких минных полях. Как ни странно, противник нас почти не беспокоил. С началом артподготовки я доложил капитану Сорокину о выполнении задания и показал ему проходы на местности. Светало, но видимость была плохая и, чтобы атакующие не сбились, саперы подсвечивали проходы фонариками. Я думал, что основную задачу взвод выполнил успешно, и в душе даже рассчитывал на похвалу. Но капитан повел себя странно. Он не доверял молоденькому сержанту и потребовал, чтобы саперы атаковали противника вместе с его ротой, причем впереди. Доводы у него были железные: "Людей у меня не хватает, а вы, если плохо разминировали, сами и подорветесь!"

Я попытался возразить: "Мне был приказ лишь проделать проходы и содержать их!"

В ответ на это Сорокин загнул трехэтажным матом, выхватил пистолет и пригрозил сей же час пристрелить меня, если я откажусь выполнить его приказ.

И вот тут я смалодушничал: "и вправду пристрелит, а разбираться потом будут без меня". Я дал команду своим саперам подготовиться к атаке. Сам, чтобы не выглядеть трусом, настраивал себя выскочить из траншеи первым.

Как только начала стихать канонада артподготовки, взлетела ракета, и мы поднялись в атаку. Сорокин бежал впереди. Чуть в стороне бежал здоровенный детина, которого все звали Гога. Гога был правой рукой Сорокина и пользовался непререкаемым авторитетом у той части роты, которая состояла из уголовников. Я и еще несколько моих саперов бежали следом, стараясь не отстать. Сорокин был боевым офицером. Я не знал, за что его определили в штрафбат, но мужик он был опытный и смелый. Мы пробежали треть пути, когда с высотки ударил пулемет. Сорокин упал на землю и перекатился чуть в сторону. Плюхнулся следом за ним и я. Как только пулеметчик перенес огонь на других и над нами перестали посвистывать пули, мы поднялись и побежали снова. Так за несколько перебежек достигли вершины. Я оглянулся. Вместе с нашей троицей до верха добежали лишь четверо моих саперов и два штрафника. Немцев на позиции не было. В траншее, испуганно озираясь, с поднятыми руками стоял молоденький немецкий солдат.

"Сталин гут! Гитлер капут!.. Сталин гут! Гитлер капут!.. – беспрерывно повторял пулеметчик, вымаливая себе пощаду.