«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

О его похоронах написано много, но мне никогда не забыть многотысячную толпу в пустоватой «олимпийской» Москве, людей на крышах домов – внизу не было места. Не забыть ночных костров и его песен возле Театра на Таганке – так всю ночь прощались с ним молодые.

Не забыть припадка возле гроба у перепившего с горя Володарского и серого, тоже мертвого лица Марины. Правда, потом она сказала, на первый взгляд, странные и горькие слова:

– Я добивалась признания тяжелым трудом и в девять лет кормила родителей, а ему Бог подарил огромный талант, и слава была огромной… Да, и огромный талант, и обожание всей страны, а он пустил это все под откос.

Жил тогда в Москве журналист Сэм Рахлин. Представлял он телевидение Дании, но жизнь нашу разнесчастную знал отлично, да и родители его отбывали во времена оны поселение в Якутии. Весь день и всю ночь с 28 на 29 июля Сэм провел возле театра, а вечером приехал к нам потрясенный.

Он сказал: «Теперь я понял про ваш народ всё: может не быть хлеба, может не быть свободы, но горе – это когда умирает поэт. Так было с Пушкиным (при крепостном праве!), так сейчас с Высоцким при…» – он осекся и посмотрел на потолок, где, по его мнению, была спрятана прослушка.

Про народ Сэм сказал истину.

Но я не знаю, остался ли народ наш таким и теперь. Знаю только, что и поэт, и личность такого масштаба, как Владимир Семенович Высоцкий, пока что не народились.

2014

Эрнст НЕИЗВЕСТНЫЙ [58] Человек беспредельной души

С Высоцким мы познакомились при организации Театра на Таганке, потому что я там был бессменным членом общественного совета.

– Значит, можно сказать, что вы присутствовали при рождении Высоцкого-актера и Высоцкого-поэта. Какое впечатление он произвел на вас в те годы?

Честно говоря, я уже плохо помню. В начале творчества он не казался мне экстраординарным явлением. Высоцкий относился ко мне как к старшему, да я и был старше. Песни он только начинал тогда писать, а я был один из авторов песен, которые пела вся Москва, и Высоцкий это знал.

– Я никогда не слышал, что вы писали песни. Расскажите, пожалуйста, об этом.

Ну, я не один писал. Нас было четыре человека – Лёша Охрименко, Сергей Кристи, Владимир Шрейберг и я. Это такие песни, как, например, «Великий русский писатель Лев Николаич Толстой…», «Отелло, мавр венецианский…», «Выходит Гамлет с пистолетом…», «Я был батальонный разведчик…» и многое еще другое, чего никто не знает.

– «Я был батальонный разведчик…» исполнялась Высоцким, остались фонограммы. Эта песня так и задумывалась – как стилизация под солдатскую?

Да это всё стилизации! Вы должны понять одну вещь. Дело в том, что то, что называется соц-арт, – явление одновременно новое и очень старое. Скажем, в Древнем Риме за гробом императора шел шут в императорском одеянии и пародировал его движения. В Средние века были антилитургии, и так далее. Таким образом в официальную форму вкладывалось неофициальное содержание.

И вот мы (это было в сталинские времена), уставшие от Шекспира, Толстого, Станиславского, – для нас они были равны в том смысле, что были авторитетами, которые мы были обязаны уважать, – писали эти перевёртыши. При этом надо заметить, что эти люди вовсе не заслуживают надругания, как, впрочем, и римский император. По существу, это было начало соц-арта.

Скажем, «Раешник» Шостаковича – это соц-арт, или мое надгробие Хрущева – это тоже соц-арт: берется официальная форма и в нее вливается противоположное содержание. Как, например, берут портрет Ленина – и тут же надпись: «Пейте Кока-Кола!» Поэтому соц-арт не придуман Комаром и Меламидом, как говорят, – ими придумано название.

Нам не приходило в голову, когда мы писали эти песни, – которые нищие, кстати, пели всерьез, думая, что это серьезные песни, – что это было начало соц-арта.

Так вот, возвращаясь к Высоцкому, надо сказать, что в те годы мы не сближались. Потом, со временем, грань была стерта, мы даже перешли на «ты».

Я не могу сказать, что мы были с ним закадычными друзьями, но мы были очень близки, часто встречались. По-настоящему я оценил его позднее, когда начались его зрелые песни. Ведь в самом начале он пел даже не свои, а чужие вещи.

– А вам известна история создания каких-нибудь песен Высоцкого?

Я могу сказать вам, что песня «Нет острых ощущений, всё – старье, гнилье и хлам…» была посвящена мне. Она была написана после того, как я рассказал Володе о том, как я лежал в госпитале весь загипсованный. Когда гипс с меня сняли, то я, вместо того чтобы обрадоваться, ощутил себя несчастным, как черепаха без панциря. Володя расхохотался и через некоторое время принес мне это стихотворение.