Всё о Манюне (сборник)

Когда в миллиметре от выдающегося носа дворовой активистки пролетела чудовищная конструкция и с нечеловеческим грохотом развалилась у ее ног, вопль, который испустила тетя Сирун, услышали на том конце света. Подкошенные этим могучим воплем, мы пали ниц и, перебирая по-рачьи лапками, отползли назад, в сторону спасительной балконной двери. Главное было незаметно пробраться в комнату, затаиться где-нибудь в дальнем углу, не дышать, не моргать, раствориться в деталях интерьера. Умереть.

Умереть нам не дали. Сначала во входную дверь требовательно позвонили, потом заколотили чем-то металлическим. На шум из спальни выбежала мама. Углядела наши бегающие глазки.

– Что вы натворили? – прошептала побледневшими губами.

– Этонемы, – фальшиво тренькнула Манька.

– Сейча-а-а-ас иду, – бодро крикнула мама в сотрясающуюся входную дверь, подлетела к нам и затолкала в ванную. – Сидите тихо, понятно? Пикнете – убью.

Мы нащупали попами краешек ванны, сели. Скорбно нахохлились. Манька нашарила в темноте мою руку и тоненько заскулила. Я тут же заскулила в ответ.

– Ш-ш-ш-ш! – зашикала Каринка.

В прихожей тем временем разворачивался тайфун.

– Надя, – верещала тетя Сирун, – любому человеческому терпению приходит конец!

– А что такое? – делала невинное лицо мама.

– Ты еще спрашиваешь, что такое? Где твоя дочка?

– Которая из них?

– Которая вылитый азраил.

– Я попрошу вас!

– Она меня попросит! Это чей поднос?

– Не наш, – быстро ответила мама.

– Как это не ваш? А швабра чья?

– Не знаю. Шваброй я не пользуюсь.

– В смысле – не пользуешься? А как полы моешь?

– Руками.

– Враскорячку?

– Враскорячку, так чище получается. У меня ребенок маленький, приходится каждый день полы протирать. Вот вы ворвались, натоптали. Шумите. Я ребенка укладываю, а вы ей спать не даете.

– А где Каринэ? – сбавила обороты тетя Сирун.

– У тети Розы. А что?

– Точно у Розы?

– Можете сходить и проверить.

– Ладно, – выдохнула тетя Сирун. – Раз это не твоя дочка учинила, значит, Рубик из сорок восьмой. Схожу к ним.

– Сходите.

Когда мама заглянула в ванную, мы с Манькой, крепко обнявшись, безутешно рыдали. Каринка, грозно шипя и обзываясь дурами, поочередно утирала полотенцем наши зареванные лица.

– Что за съезд плакальщиц? – тоном Ба спросила мама.

– Мам, ты прости нас, пожалуйста, – брызнула я слезами в подол маминого платья. – Мы не хотели ничего плохого. Кормушку смастерили. А она возьми и свались вниз.

– А швабру зачем взяли?

– К кормушке приладили. Чтобы выше стояла.

А то ласточки не заметят!

– Как же она вниз полетела?

– Опрокинулась и полетела. Видно, плохо к стене прислонили.

– Теперь я осталась без швабры и без подноса, – устало отозвалась мама. – Мало того что вы человека чуть не покалечили, так мне еще пришлось врать, чтобы вас, паразиток, выгородить!

– А чего же ты соврала?

– Даже не знаю. Испугалась, что и мне влетит.

Мы дружно захихикали. Но маме было не до смеха. Она погнала нас на кухню, усадила за стол и строго-настрого велела не двигаться. Сбегала в спальню, удостоверилась, что Сонечка спит. Протерла враскорячку пол в прихожей. Позвонила Ба и в двух словах рассказала о произошедшем. Чтобы Ба знала, как себя вести на случай, если к ней заявится с обыском тетя Сирун. Ба выслушала маму, потребовала к трубке Маню, долго грохотала. Потом трубка по эстафете перешла ко мне, а далее к Ка– ринке.

Потом мама позвала нас обедать. Мстительно кормила какой-то гадостью, которую гордо называла луковым супом. На наше нытье снисходительно пояснила, что в еде мы ничего не смыслим, что луковый суп – национальная гордость Франции, и дети всего мира были бы просто счастливы, получи они на обед такое восхитительное блюдо.

Пока мама рассказывала про детей всего мира, Гаянэ рыдала в национальную гордость Франции горючими слезами, а мы брезгливо кривили рты.

– Пока не увижу дно тарелок, из-за стола не встанете! – нахмурилась мама, села напротив и приготовилась терпеливо ждать.

Пришлось браться за ложки. Сначала мы гримасничали, а потом как– то даже втянулись и выхлебали суп без остатка. Каринка аж добавки попросила.

– Надо было приклеить ручку швабры к тумбочке. Тогда бы она не свалилась, – пробурчала она, принимаясь за вторую тарелку.

– Вот только попробуйте что-нибудь еще выкинуть! – погрозила нам пальцем мама. – Учтите, в следующий раз врать из-за вас я не буду! И так накажу, что мало не покажется.

Мы, конечно, обещали маме, что самодеятельность свою прекратим. Или хотя бы свернем на время, пока тетя Сирун не придет в себя от потрясения. Но мама нам не поверила.

– Надо будет осенью разрушить это гнездо, – сказала она папе вечером. – Пусть в следующем году ласточки где-нибудь в другом месте живут. Второго такого светопреставления я не вынесу.