Всё пройдет...

Интересно, как Збикроту удалось покинуть территорию монастыря?

Лоренс понимал, что этим вопросом ему следовало задаться раньше, когда он еще только покидал кампус. Увы, тогда он слишком нервничал, чтобы подобное могло прийти ему в голову. Но и сейчас он не знал ответа на этот весьма интересный вопрос.

Так как же он все-таки вышел?.. Взломал ворота? Но ведь старый монах-охранник говорил, что шлюз находится под высоким давлением и что преодолеть его, не наделав шума, невозможно.

Нет, если Збикрот покинул монастырь через ворота (а как еще, скажите на милость, это можно сделать?), то он вышел через них совершенно свободно. Иными словами, его кто-то выпустил, причем сделал это так, что в электронном журнале не осталось никаких записей. Кто-то из работающих в кампусе братьев изменил поток информации, идущий от датчиков ворот, и все сведения о преодолевшем шлюз человеке оказались стерты, уничтожены. Что ж, теперь по крайней мере ясно, что кроме Збикрота в монастыре были и другие мастера-фальсификаторы, работавшие на Службу безопасности.

Лоренс упрямо тряхнул головой. Он принадлежал Ордену, и его место было там, за этой стеной. В монастыре он познал себя, научился оценивать и анализировать свои мысли и поступки с той беспощадной объективностью, которую раньше применял исключительно к окружающим. Первая Аномалия, которую ему удалось обнаружить, служила для него источником радости и тайной гордости - Лоренс рассматривал ее в первую очередь как свидетельство своего растущего мастерства, как показатель готовности шагнуть на новую, высшую ступень. Откуда же теперь эта неуверенность, эти колебания?..

Лоренс еще немного подумал, потом позвонил Герте. Рэнди снабдил его новым личным компьютером со специальной прошивкой, которая копировала всю входящую и исходящую информацию и отправляла ее по защищенному каналу в Службу безопасности. С тех пор как Лоренс загрузил комп в первый раз, его не покидало странное ощущение двойственности. Как будто внутри него поселился кто-то чужой. И этот чужак пристально за ним наблюдал.

- Алло, это ты?

- Я ужасно рад снова слышать твой голос, - совершенно искренне сказал Лоренс. «Интересно, знает ли Герта об агентах и помощниках СБ внутри монастыря, - подумал он. - А может, она и сама одна из них?» И все же слышать ее голос ему действительно было приятно. Компьютер, впрочем, поспешил уведомить Лоренса: что бы он ни делал, это будет ему нравиться. Но он знал это и без подсказки.

- Ты несколько дней не выходил на связь. Я волновалась.

- Да, насчет этого...

- Что случилось?

И снова Лоренс заколебался. Если он все расскажет Герте, она тоже окажется завязана... если уже не завязана. Если он все расскажет, они быстро найдут на нее какой-нибудь компромат. Нет, не нужно ничего говорить. Самым разумным в его ситуации было просто вернуться в монастырь, а потом улучить момент и изменить какой-нибудь поток битов. Он справится с этим лучше, чем Збикрот. Никто ничего не заподозрит. Никто не сумеет выявить его Аномалию. И даже если сумеет - что с того?.. Ведь до момента, когда это случится, он успеет прожить в кампусе еще несколько дней, месяцев, а может быть, и лет.

К тому же если он этого не сделает, то сделает кто-то другой.

Кто-то другой.

Обязательно.

Лоренс больше не колебался.

- Я звоню, чтобы попрощаться. Попрощаться и поблагодарить за все. Думаю, мы больше не увидимся.

Откуда-то издалека до его слуха донеслось веселое жужжание электродвигателя патрульной машины. Компьютер поспешил сообщить Лоренсу, что его дыхание участилось, и ему пришлось усилием воли воздействовать на свои дыхательные центры, чтобы надоедливый прибор наконец заткнулся.

- Лоренс?.. Что ты...

Он прервал соединение. Черно-желтая патрульная машина СБ показалась в его поле зрения. Словно пчела на цветок, она неслась к монастырской стене.

Лоренс закрыл глаза, и перед его мысленным взором снова возникли блестящие магнитные ленты, которые с легким шуршанием разматывались и исчезали, растворялись где-то в голубоватой дали. Исчезали... Да, он мог это сделать. Мог попасть в то заветное место, откуда открывался путь куда угодно.

И это было единственным, что имело значение.