Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… К концу восьмидесятых стало ясно, что месяц вот-вот выйдет, и я, пока его ждал, только и делал, что ходил по городу — день за днём, как заведённый. По одному и тому же маршруту, без всякой цели. Одни и те же улицы. Витрины. Лица.
Джузеппе Куликкья , Михаил Визель
Проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза18+Куликкья Джузеппе. Всё равно тебе водить
ВСЁ РАВНО ТЕБЕ ВОДИТЬ
Hungry darkness of living Who will thirst in the pit?
She spent a lifetime deciding How to run from it.
"Ghetto Defendant"
"Combat Rock", The Clash, 1982(1)
Первая глава
Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…
К концу восьмидесятых стало ясно, что месяц вот-вот выйдет, и я, пока его ждал, только и делал, что ходил по городу — день за днём, как заведённый. По одному и тому же маршруту, без всякой цели. Одни и те же улицы. Витрины. Лица.
Продавцы смотрели на прохожих из магазинов, как звери в зоопарке смотрят на посетителей.
По сравнению с ними я чувствовал себя на свободе. Но свободен я был только для безделья.
Виа По — пьяцца Кастелло — виа Рома. Пьяцца Сан Карло — виа Карло Альберто — виа Лагранж. Пьяцца Кариньяно — пьяцца Карло Альберто — виа По. И снова:
пьяцца Кастелло, виа Рома, пьяцца Сан Карло. Все дни. День за днем.
Километр за километром. Без конца. Подметки моих единственных ботинок протерлись до дыр. Я заставлял себя шагать так, чтобы как можно меньше упираться ногами в тротуар, отчего походка моя стала подпрыгивающей. Я не хотел становиться продавцом.
Не хотел делать карьеру. Не хотел запирать себя в клетку. Пока что, однако, моей клеткой был город. Его улицы, всегда одни и те же, были моим лабиринтом.
Но путеводной нити не было. И смотреть было больше не на что.
Неожиданно я получил повестку из военкомата. Спустя пару лет они, наконец, спохватились, что я не прошел медосмотр.
Врач, который должен был проверить состояние моего здоровья, оторвался от расписания скачек минут через пятнадцать после того, как я вошел к нему в кабинет.
— Как у тебя с давлением? — спросил он меня.
— Не знаю, синьор. Мне никогда его не мерили.
— Ладно, в твоем возрасте у всех прекрасное давление.
— У всех?
— У всех, у всех. Можно и не мерить.
Он написал что-то в моей папке. Столь же тщательно проверил зрение и взял все анализы.
— Прекрасно, — сказал он, — ты признаешься годным и подлежишь призыву.
Медосмотр длился не больше двух минут. Они явно хотели наверстать упущенное время.
Я собрался уходить, но увидел на двери плакат. Объявлялся набор в школу младших офицеров. "В конце концов, может быть удастся что-то заработать," — подумал я.
— Что нужно, чтобы участвовать в конкурсе? — поинтересовался я у врача.
Тот уже снова с головой ушел в статью "ОТТОБРУНГАЛ ВОВРЕМЯ ПРИБАВИЛ ХОДУ И ПРИШЁЛ С ОТРЫВОМ." Затмевал отзывчивостью Альберта Швейцера.
— Генералы у тебя в семье есть?
— Нет.
— Председатели, министры, партийные деятели?
— Тоже нет.
— Епископы, кардиналы, священники?
— Куда там!
— Тогда расслабься. Это забег с придержкой. Тебя даже к экзаменам не допустят.
Потом я узнал, что отказникам по убеждениям полагается что-то вроде зарплаты.
Эквивалент суммы, идущей на содержание одного солдата. Цифру точно не помню, что-то около трехсот тысяч лир в месяц(2). Жизнь у ребят в униформе весьма спартанская. За вычетом довольствия, обмундирования и проживания они получают всего тысяч шестьдесят. Может, ещё и из-за этого руки на себя накладывают.
Я прикинул. Кормежка для меня не проблема, потому что ем я очень мало. Из дома меня пока что не выгнали. Что надеть у меня было. Я решил проходить альтернативную службу. Каждый знает себе цену. Мне хватило разницы в двести сорок тысяч лир.
"Лига отказников по убеждениям" находилась в полуподвале нового дома на окраине города. На автобусной остановке кто-то написал распылителем: НОВОСТРОЙКА — БОЛЬШАЯ ПОМОЙКА. Пройдя по заваленным мусором тротуарам, я добрался до двора, где в это время переругивались две семьи. Мужчины, женщины и дети осыпали друг друга жуткой бранью с одного балкона на другой. Поддержка орущих на полную громкость телевизоров придавала объемность этой звуковой дорожке.
Полуподвал был в глубине двора. В нём я обнаружил двоих ребят в сандалиях. Они носили бороды и длинные волосы. Типичные отказники. Я был брит под ноль.
— Нацисты нам здесь не нужны! — закричал мне в лицо тот из них, кто был меньшим непротивленцем.
— Мы не допустим провокаций, откуда бы они ни шли, — добавил другой.
— Лично я шел по улице, — сказал я. — Я хотел бы стать отказником по убеждениям.
— Кем-кем?? — спросили они в один голос.
— Отказником по убеждениям.
Они ошарашено переглянулись.
— Ты хочешь стать отказником по убеждениям? — повторили они вместе.
— Да, я — да. А вы?
Они повернулись и уставились друг на друга. Они были идентичными, один — отражение другого.
— Ну… Мы и есть отказники по убеждениям, — сказал мне один из них, вылитый Че Гевара, только в ухудшенной копии. — Извини за агрессивность, мы решили, что ты из Фронта.
Застыдившись, они всё мне объяснили. Я должен был направить в Рим, в Министерство обороны, письмо с просьбой о прохождении альтернативной службы в одном из социальных учреждений по моему выбору. Решением моей судьбы будет заниматься специальная комиссия. Просьба может быть удовлетворена или отклонена.