Всё тот же сон

По роду и направленности общественной деятельности и её результатам (ссылки, высылки, аресты) Авраам Юшко и Короленко схожи и близки. Немудрено, что были знакомы. А у Владимира Галактионовича брат заболел туберкулёзом. Вот Авраам Васильич и присоветовал Короленке выстроить дом в таком месте (недалеко от Геленджика), где заболевший брат мог бы жить и лечиться в самых благоприятных для такого лечения климатических условиях. Место было выбрано — Джанхот. Но не у моря, а повыше, в сосновом ущелье необыкновенной красоты. Неудивительно поэтому, что Музей, устроенный в доме Короленко, захотел иметь фотокарточку Авраама Юшко.

Все эти обстоятельства в общих чертах я знал и не удивился просьбе Музея. Тётя Люся же меня сильно удивила.

Она сказала:

— Ты знаешь, я перебрала все папины фотографии и одну бы, конечно, отдала… Но, ты знаешь… Папа у меня на всех карточках… в казачьей офицерской форме…

— Ну и что? — спросил я.

— Ну как же!.. Нет, я не могу. Это опасно. Нет ли у тебя без формы?

Да, удивила меня тётя Люся… Ведь уже шла Перестройка! Хотя чему здесь было удивляться? С восемнадцатого года, когда «большевистский отряд» уничтожил «белых офицеров» — Авраама Юшко и двух его сыновей, семьдесят лет семья жила в подспудном страхе, выискивая страхующие версии, что, например, командир того красного отряда был впоследствии сам же красными и расстрелян, потому что оказался не красный, а бандит… Но это были версии на случай, а страх подспудный оставался. Какая же такая «перестройка» могла избавить от этого страха?

Я сказал тёте Люсе, что нужную фотографию Авраама Юшко найду и сам отправлю в Джанхот. Нашёл и отправил. В казачьей офицерской форме.

После письма Ларисы я ещё отобрал для геленджикского музея фотографии Авраама Васильевича и Евдокии Арефьевны (бабы Дуни), таких у меня было несколько. А вот моя собственная фотография лета 41-го года была одна. Баба Шура повела меня к фотографу, и меня сняли в белом морском костюмчике с длинными (!) брюками и в бескозырке. Карточка вышла мирная и счастливая. Её послали маме на фронт, а потом, вместе с мамой, она вернулась домой. Этой фотокарточки мне до сих пор очень жаль.

* * *

Из Геленджика в Москву

от Ларисы Аничкиной

21 июля 1992 года

Уважаемый Вячеслав Трофимович!

Сожалею, что не смогла с Вами увидеться. Очень радостно сознавать, что Вы не забыли об обещаниях нашему музею и передали совершенно роскошные экспонаты по династиям Кабановых и Юшко. Спасибо и за рассказ о Геленджике, всё Вами написанное так созвучно моим отношениям с этим городом.

Весной заходил в музей Кирилл, просил показать, чем располагает музей, связанным с семьей Юшко, хотел сделать копии, но во второй раз не появился.

Не теряю надежды ещё увидеться. Заходите обязательно в музей, когда будете в нашем городе.

Лариса Аничкина

До встречи.

Но встречи больше не было. Лариса Аничкина вскоре вышла замуж и уехала куда-то за границу. Правда, в Краеведческих записках 2004 года участвовала.

Спросить, что ли, её адрес?

Лёгкость

Когда Алёшка показал мне подвал в Потаповском переулке, где, сказал он, откроется новый клуб, я ужаснулся: это были сталинградские руины.

— К Новому году откроемся, — сказал Алёша. — Кафе с эстрадой, кухня, галерея и книжный магазин. Всё круглосуточно.

Я не поверил.

25 декабря на открытие клуба мы с Ириной пришли заранее и заранее же привели почётных гостей: Сарнова, Лазарева, Сашу Кабакова, Феликса Светова. Ещё кто-то был. Мы уселись за продолговатый грубый непокрытый стол, нам принесли пива, а Кабакову виски. Мы вовремя сделали всё это. Через четверть часа повалил народ, взгремела музыка, началась толчея, затем Содом с Гоморрой, и Бенедикт Сарнов потянулся к моей голове, чтобы попытаться передать что-то сказанное Лазаревым, сидящим к Сарнову впритык, а мне уже недоступном в звуке. Оказалось, что Лазарь Ильич сказал:

— Шум и гам в этом логове жутком!

На миг мелькнуло счастливое лицо внучки главного редактора «Вопросов литературы» и на исходе мига сделалось изумлённым, когда в центре крутящегося водоворота она узнала деда, углублённого в пиво.