Всё в дыму… [СИ]

– Ничего, – пожал он плечами. – Такое уже бывало. Сейчас полежит и придет в себя. Сунем ее в постель, вкатим пару уколов.

Но он ошибся.

Донна Лючия действительно полежала – минуты две. А придя в себя, спрыгнула со стола, обвела диким взглядом кухню и выбежала в дверь. Опомнившись, Ди и Джонни кинулись следом, однако погоня длилась недолго.

– А теперь? – Джонни попробовал выдавить бронированную дверь ладонью. – Что там у тебя?

– Подвал, – мрачно ответил Ди. – Дверь тройная, изнутри блокируется.

– А в подвале что? – прищурился Джонни.

– Припасы разные. Вода. Дизель и все такое для машин. Коллекции.

– Оружие есть?

– Есть.

– Я так и думал. И другого входа, конечно, нет… Может, взорвем аккуратненько?

– Дом обрушим. – Ди отошел к лестнице и присел на нижнюю ступеньку. В голове плавал туман. – Не понимаю, – произнес он задумчиво, – как она успела их отпереть… Хотя нет, понимаю. Он все заранее приготовил. Кстати, он видит сквозь тень.

Скрывать это не имело особого смысла.

– Я заметил.

Джонни сиял улыбкой. Лучился довольством, радовался, словно ребенок, принимающий участие в захватывающем приключении. Не сообразил еще, что ли: в этом тщательно оборудованном подвале донна Лючия могла бы с комфортом просидеть долгую-долгую жизнь. Если бы не собиралась вот-вот преставиться.

Не заботясь о джинсах, которые, кстати, пришлось прорезать во многих местах, чтобы Джонни втиснулся в них со всеми своими лепными мышцами, легендарный герой плюхнулся прямо на пол, скрестил ноги, как давеча Зиленцорн. Поерзал, устраиваясь поудобнее.

– Штаны все ж-таки маловаты. Что ж ты такой хилый, Дориан? Где твое чувство прекрасного?

– Да как-то времени не было качаться, – признался Ди, немного удивленный тем, в какую сторону Джонни уводил разговор.

– Качаться? – изумился Джонни. – Так-так-так… Ну-ка, дай-ка угадаю! Любящие папа и мама, во избежание неожиданностей, решили не очень близко знакомить ребенка с собственным телом, так?

Ди не знал, что ответить. К чему это он клонит?

– Дориан, ты можешь сформировать себе любое тело, – терпеливо объяснил Джонни. Улыбка погасла, а бирюзовые глаза снова наполнились сочувствием. – Это длинный и не очень приятный процесс, но ты можешь. Люди падки на внешность, полезно выглядеть соответственно, помогает… с ними играть. Можно даже пол изменить, если хочешь. Давай научу? – И вздохнул. – Извини. Мы ничего не успеем. Но теперь ты, по крайней мере, знаешь.

– Про пол я знал. А вот… я и шрамы могу убирать? – Ди потрогал себя за предплечье, где в маленькой круглой впадинке прятался чужой плазменный чип. Поскорее бы все закончилось – тогда он его вытащит.

– Конечно. Человеческое тело – фальшивка, временная форма. Дома мы выглядим по-другому. Черт… Кажется, я снова должен извиниться. – Джонни виновато блеснул зубами, демонстрируя ямочку на правой щеке.

– Не должен, – отозвался Ди, призвав на помощь остатки выдержки. – Я знаю, что вряд ли переживу крысовину, вся моя жизненная сила уйдет на откупоривание картины. Так что текущее обсуждение – пустая трата времени.

Он развернулся и откинулся затылком к стене. Глаза закрылись сами собой. Солнце уже село, нужно чего-нибудь перехватить на кухне и отправляться в город искать художника. Но в принципе, чего-нибудь перехватить можно и там. В Тавропыле до сих пор есть забегаловки, в которых обслуживают без социальных карточек – просто цены намного выше.

К черту Джонни, к черту донну Лючию. Пусть разбираются сами, а он вот возьмет и сюда не вернется. Граффити рисуют на любых плоских поверхностях. И не очень плоских – тоже. Мало ли в городе стен!

– Джонни, – позвал Ди, не поднимая век.

– М?

– Зачем вы сюда пришли?

– В смысле? Я?

– Нет, вы, греи вообще. В этот мир. С какой целью?

– А-а. Да ни с какой, это вышло случайно, играли во что-то. И теперь, когда все наконец сложится так же, как в тот раз, мы, греи вообще, хотим вернуться домой. Разве не логично?

– Логично. А что будет, если я не стану искать художника?

– Рискни. А получится? Ты видел всего одну его картину, и что-то в тебе изменилось, так ведь? Хоть ты и не говоришь что, я тебе не краймский малювальник, у меня глаза на месте, и я вижу, с каким выражением лица ты… ну, допустим, слушаешь то, что в тебе происходит. Вы связаны – ты и этот рисовальщик. Ну, и как долго, по-твоему, ты протянешь, зная, что за ним полгорода охотится?

– Я могу не захотеть протянуть долго. Я могу вообще остаться сидеть на этой лестнице и ничего больше не делать. Допустим, это будет такая игра. И что тогда?