Всё в дыму...

В этот момент Ди принимает решение. Самостоятельное. Важное. Окончательно отвергая все остальные - готовые, навязанные, опробованные другими. Запрограммированные для него посторонними греями. Ведь родных, “своих”, у него больше нет.

- Знаете что, Джонни? Я покажу вам, где душ, дам чистую одежду, бритву и вообще, все, что нужно. Я разрешу вам остаться здесь, сколько захотите. А взамен вы расскажете мне все. И ни во что не будете вмешиваться.

Его собеседник смеется. Ласково, тихо, по-доброму. Надо же, он умеет. Ди отчего-то становится больно.

- Я бы рад, Дориан, я бы очень хотел тебе все рассказать, но у нас нет на это времени. Давай лучше так: я отвечу на любые твои вопросы, хочешь? Так будет быстрее.

- Да, хочу. И мой первый вопрос все тот же: зачем вы здесь?

И кумир прикрывает колдовские глаза. Гаснет пылающая бирюза. Бархатный голос звенит безысходной, почти человеческой грустью:

- Разве ты еще не понял? Я пришел, чтобы умереть.

**39**

На разговоры и отмывание полов ушел остаток ночи и весь следующий день. Сначала Ди и Джонни осторожно отнесли взведенные Зиленцорном мины подальше от дома и уложили в специально вырытые ямки. Два выстрела прогремели одновременно: “ХаиМа” и “Глюка”, два взрыва слились.

Шатающуюся от усталости домработницу Ди отправил спать - взяв с Зиленцорна обещание, что тот больше не уйдет.

- Твой помощник. Как же ты его сделал? - поинтересовался Джонни с притворной небрежностью. Они уже собрали с пола жир и теперь выкатывали бочку на задний двор, подальше от дома.

- Сделал? Я не делаю людей!

Ди с отвращением утер испачканное лицо не менее испачканным рукавом. Он никогда в жизни больше не прикоснется к вонючему утиному салу! Впрочем, это обещание нетрудно сдержать: если верить Джонни, жизнь Ди не будет долгой. Он откроет крысовину, и крысовина его убьет. “Пятьдесят на пятьдесят”.

- У меня, Дориан, чисто академический интерес. Я неплохо изучил все, что жило и доживает в этом мире, но такое существо встречаю впервые. Ты говоришь, это человек?

- Да. И я ничего с ним не делал. Между прочим, это женщина и обычно таковой и выглядит. Приходы Зиленцорна с какого-то момента начали видоизменять ее тело.

- Ого! - восхитился Джонни. - Такое редко бывает. Их тела, как правило, плохо воспринимают посторонние вторжения. Я столько экспериментировал, и все впустую! Ну, и что это за Зиленцорн, откуда взялся? Только, умоляю, не говори, что ты и его не делал.

- Не делал.

Ненавистная бочка теперь стояла во дворе, а Ди, натянув друг на друга четыре пары металлизированных асбестовых перчаток длиной до плеча, разводил в ведрах промышленный вотхэвайдан - по рекомендации всеведущего Джонни. Сам гений, мстительно утопив в бочке свой щегольский пиджак, избавлялся от испорченной рубашки и обуви, чертыхаясь и отплевываясь.

Ди исподтишка окинул взглядом его обнаженный торс, подавил завистливый вздох. Высокий, стройный и жилистый, как и все греи, Джонни обладал совершенным телом. Что, в общем, неудивительно: Ди с детства знал, что легендарный Джонни Грей просто обязан быть идеален во всем.

Он и не заметил, как они перешли на дружеский тон и по большей части общались теперь так, словно были знакомы сотни лет. Ди не мог не признать, что находиться рядом с Джонни Греем - приятно. Он помнил это ощущение легкости и комфорта, помнил, как оно ему нравилось, помнил, как по нему скучал, когда… когда пропадал Стерх.

- О чем ты сейчас думал? - спросил вдруг Джонни. Он сверлил Ди серьезным тяжелым взглядом. - У тебя изменилось лицо. Стало… не могу поверить… мечтательным.

- Не помню.

Пронзительность бирюзы в свете утреннего солнца обжигала, резала глаза, но оторваться от нее оказалось сложно.

- Не лги мне, Дориан. Ты не сможешь меня обмануть.

Ди понимал, что сейчас делает Джонни: пытается мысленно подчинить его своей воле. И еще понимал, что проиграет. Он слишком молод, чтобы сопротивляться такому опытному противнику. Папа рассказывал о нечастых ссорах, происходящих между взрослыми греями. Ничего хорошего.

- Я не хочу об этом говорить. Почему ты меня заставляешь?

Оказывается, и он с Джонни уже “на ты”.

- Извини. - Бирюза поблекла, безупречные губы сложились в обезоруживающую улыбку. - Так что там про Зиленцорна? Кстати, что за имя такое? Сам придумал?

- Он так назвался, когда стал более-менее разумным и научился говорить.

Пришлось сдаться, рассказать о семи личностях донны Лючии. Чтобы не признаваться в своей тоске по… неодиночеству.

- Край мира? Он так сказал? Ты уверен, что правильно расслышал?

Джонни хмурился, покусывал нижнюю губу, отрешенно уставясь куда-то за окно. Ди не мешал ему размышлять и даже радовался спонтанным перерывам, возникающим в их непростом разговоре. Они позволяли избавиться от эмоций, собраться с мыслями, закрыть в броне дыры, пробитые сокрушительным обаянием Джонни Грея. Все-таки он, на удивление гармонично смотревшийся посреди развороченной гостиной - босиком, в закатанных по колено брюках и со шваброй в алебастровых мускулистых руках, - один из самых старых и знающих греев.