— Данни, — выслушав его, прошептала Сандра. — Ты просто ничего не говори в своём «Наследии». Скажи, что они ошиблись. Скажи, что ничего не знаешь…
— Поздно, Сандра. Они видели мои результаты экспериментов на крысах, они поняли, чем я занимаюсь, и что я могу сделать больше. Но я никогда не проделывал на людях стадию умножения и проекции. Для этого нужен пересадочный материал, чтобы подобное породило подобное. А он есть только у тебя. А я не смогу тебя пытать. Я не посмею, Сандра. Профессор говорил мне, что было с той женщиной, у которой взяли частичку для тебя и Лили. Он рассказывал, как она страдала и, наверное, страдает до сих пор. Я и так виноват перед тобой, я больше не посмею тебя мучать…
После этого признания всё последующие дни были пропитаны страхом. Даниэль сам не свой слонялся по квартире, то и дело что-то писал, потом рвал бумагу, сжигал и принимался писать снова. А Сандра в напряжении ждала, когда в их дверь постучат коллеги Даниэля по «Наследию предков». Но время шло, и никто за ними не приходил. Сандра пыталась выспросить у Даниэля, что же за операцию он и её отец провели над ней и Лили, что значат стадии умножения и проекции, и кто та женщина, что пожертвовала свой биологический материал, а главное, откуда и куда его пересаживают. Но Даниэль упорно отмахивался, говоря, что и так выдал жене слишком много опасной информации. Постепенно Сандре стало казаться, что Даниэль обыкновенный паникёр и слишком мягкотел, чтобы сказать своим работодателям веское «нет».
Не прошло и недели со дня того откровенного разговора, как случилось что-то странное, настолько необъяснимое и запутанное, что не каждый чиновник в ратуше решался дать собственное авторитетное разъяснение произошедшего. Ещё вчера немецкие солдаты на берегу Ла-Манша ожидали приказа переплыть пролив, вторгнуться в Англию и молниеносно оккупировать её как годом ранее оккупировали Францию. Но неожиданно для всех германская армия пересекла границу СССР.
В коридорах ратуши царило гробовое молчание. Война на два фронта — как в Великую войну. Никто не решался вслух проводить аналогию дальше, но все прекрасно помнили, чем закончилась для Второй империи подобная война. На это раз Сандра восприняла горькую новость куда легче, чем в 1914 году. И всё равно было больно. Одна Родина снова воюет с другой. Но почему именно Россия? Ответов не было ни в прессе, ни по радио, только слова вождя: «В этот момент начинается поход, который по размаху и масштабам не знает себе равных в истории. Главной задачей является защита не отдельных европейских государств, а спасение всей Европы. Поэтому сегодня я решил отдать судьбу и будущее немецкой империи и нашего народа в руки армии».
Большевизм — проводник мирового еврейского господства? Даже смешно. Что только не выдумает доктор Гёббельс. Сталин готовился напасть первым? Может и так. Зачем гадать, как и что могла получиться, ведь факт есть факт — германская армия уже в Западной Белоруссии.
А молодой глава Российского императорского дома Владимир вторил вождю Третьей империи и поддерживал все его начинания по свержению «ига коммунизма». Чему тут удивляться, каких-то восемнадцать лет назад мать Владимира не пожалела своих драгоценностей, на благо национал-социалистической революции. Может молодой человек всерьёз считал, что Хитлер теперь свергнет Сталина, только чтобы Владимир Романов реставрировал монархию и воссел на императорский престол? А ведь о чём-то подобном давным-давно говорил Отто. И ведь теперь его слова о войне сбылись в точности.
Зайдя в кабинет главы городского совета с утренней корреспонденцией, Сандра увидела на его рабочем столе увесистый том. Это была биография Наполеона. Видимо, чиновник представлял будущее германской армии весьма пессимистично.
— Думаете, зимой всё пойдёт слишком плохо? — как бы невзначай спросила Сандра, немало удивив председателя. Похоже, он считал её лишь молодой и глупенькой секретаршей, неспособной даже на поверхностной анализ ситуации, не то что на глубокий.
— Я слышал, госпожа Гольдхаген, вы провели детство в России, — заметил он. — Наверное, вам лучше известна сила тамошних морозов.
При этом председатель посмотрел на Сандру таким взглядом, будто перед ним стоял вражеский шпион. Но она не смутилась его намеку, а лишь рассеяно улыбнулась и пожала плечами:
— Так ведь я жила около Балтийского моря.
— До революции, надеюсь?
— Мы уехали за шесть лет до Великой войны.
Председатель удивленно изогнул бровь и спросил без всякого намека на такт:
— Сколько же вам лет?
— Сорок два, — честно призналась она.
— Очень сомнительно…
— Можете проверить в моём личном деле.