Всюду третий лишний

Я перечитал записку не менее пяти раз. Лицо мое было мокрым от слез. Я пытался представить себе, что делал Дэнни той ночью, после того как я пошел спать, как он на цыпочках пробирался в комнату, а мы с Люси в это время спали. Значит, это не был стук в нашу дверь; это был стук захлопнувшейся двери спальни, когда он выходил. Это открытие меня не разозлило; и, думая о нем, я не начал мысленно ни обзывать его, ни проклинать.

Сад был залит ярким солнцем. До меня доносилось чавканье лошадей, жующих траву за изгородью на лугу, которого никогда не касались колеса фермерского трактора. Я сел на скамью позади розового куста. Эту скамью мы называли папиной западней и в былые времена раскладывали на ней весь наш зверинец. Ветерок, дувший из низины, ворошил мои волосы, а я незримо чувствовал присутствие Дэнни рядом с собой. Я вслух сказал, что больше не смогу прийти сюда, потому что дом продан. Я сказал Дэнни, что предложил Люси выйти за меня замуж и что она согласилась. Я сказал ему, что буду беречь себя. Затем я достал из кармана джинсов колоду карт. Вместе с картами из кармана выпало письмо Дэнни. На почве, покрытой переплетением корней розовых кустов, оно казалось каким-то чужеродным предметом, напоминающим могильную плиту над усыпальницей. Я не поднял его с земли. Я перетасовал карты, закрыл глаза и сказал, обращаясь к Дэнни, какая карта упадет на землю, такой и будет мое будущее. Я сказал, что никогда больше не буду снимать колоду. С этого момента только я буду принимать все решения. Усилием воли я представил себе лицо Дэнни: его влажные карие глаза, его рот со слегка опущенными углами. Я представил себе, как он, обхватив меня за плечи, прижимает к себе, дабы показать, что все еще может меня побороть, а потом вынул из колоды карту и бросил ее на землю. Карта легла рубашкой вниз вплотную к записке. Это была карта Дэнни – пятерка треф. У меня и в мыслях не было, что такое может случиться, – я ожидал, что выпадет карта Люси.

Я захватил из подвала резиновые сапожки Софи, о чем она просила, и подумал о том, что неплохо бы выкопать несколько побегов розового куста, чтобы посадить их в крошечном палисаднике перед нашим домом в Илинге. Это будет частицей нашего прежнего дома, частицей прежнего меня и прежнего Дэнни. Ухватив правой рукой снизу один из побегов, я сразу же почувствовал, как в ладонь впились шипы, и понял, что, если мне и удастся выдернуть побег, мои руки будут в кровь изодраны шипами. Внезапно я вспомнил, что в машине осталась старая перчатка Дэнни. Я даже рассмеялся, представив себе Дэнни, хлопающего себя по лбу со вздохом «Да-а-а», как если бы он проделал все это, а я все еще тугодумствовал бы над тем, как это сделать. Я надел перчатку и, ухватившись за стебель, одним рывком вытащил его из земли.

«Грандж Гро» и Бич-роуд разделяют всего несколько миль по шоссе на Эйлсбери. Я решил, что могу заехать и туда, раз уж я оказался здесь. Я впервые вернулся в Эйлсбери с тех пор, как мы переехали отсюда, и, хотя это произошло всего две недели назад, для меня это было уже далеким прошлым. Каждое здание, каждый поворот дороги вызывали в памяти воспоминания о «Бакс газетт», Люси или Дэнни. Вот подвальчик, куда мы часто наведывались откушать кебаб, и я написал очерк о хозяине этого заведения, который утверждал, что именно он первым во всей Англии стал готовить вертикальный кебаб. После того, как очерк был напечатан, нас постоянно кормили за счет заведения, да еще и поили восхитительным турецким лагерным пивом. Паб «Большая медведица», куда мы часто заходили поиграть, бар «Колокол», где мы отмечали мой двадцать четвертый день рождения. Здание страховой компании «Экуитэбл лайф» с ромбовидными голубого стекла окнами, откуда Дэнни поперли за хищение канцелярских принадлежностей; железнодорожная станция, на которую Дэнни ездил на своем велосипеде без тормозов, чтобы сесть здесь на поезд, идущий в Чалфонт; многоэтажный дом, из окон которого мы бросались в прохожих яйцами; ресторан, в котором мы с Люси впервые сговорились о том, чтобы использовать вымышленные цитаты в интервью. И конечно же, мне довелось проехать мимо того самого дома на Тринг-роуд, который за прошедшее время совершенно не изменился: та нее самая черная дверь, те же самые тюлевые занавески, ящик для мусора с выведенным на нем номером 76, стоящий в углу палисадника. Проезжая мимо дома, я притормозил, но не остановился.

Входная дверь клиники была заперта, и я позвонил. Один из добровольных помощников пошел за начальницей клиники, миссис Беверли, но когда она пришла, то сказала, что Дэнни с сегодняшнего дня не находится в клинике – он в составе группы пациентов переведен в Хедвей, в нескольких милях отсюда.

– Он пробудет там две недели, – пояснила она. – А разве вы об этом не знали?

Я сказал, что был в отъезде, и она, посмотрев на мой убывающий загар, кивнула головой и объяснила, как добраться до Хедвея.