Всюду третий лишний

Я удивился, неужто она решила, что у меня есть какой-либо замысел в отношении ее, но выражение ее лица было абсолютно непроницаемым, поэтому я возразил:

– Мы не такие уж и разные. К тому же я всегда считал, что мы с Карлосом похожи.

– Ну уж не-е-ет, – протянула она, – с меня хватит и одного Карлоса. Мы в очередной раз безобразно разругались. Мы постоянно спорим и ругаемся. Почему я так много говорю с Австралией? Да потому что там был мой дом. Почему я вспоминаю Джона? Да потому что он был моим мужем.

Мне захотелось курить, а она не выносила табачного дыма в салоне, поэтому мы вышли из машины и сели рядом на скамейку у обеденного столика. Я сказал ей, что чувствую себя виноватым по отношению к Дэнни. Я снова писал о нем в дневнике и должен видеть его чаще. Доминик посмотрела мне в глаза каким-то завораживающим взглядом и через секунду молча уткнулась лицом в мое плечо.

– Ты хороший и добрый человек, – произнесла она, и звук ее голоса, казалось, проник мне в грудь.

Я ответил, что вовсе не такой, а скорее человек-скорпион. Я начал рассказывать ей о том самом стуке в дверь в канун Рождества и о том, что до сих пор не могу найти покоя из-за того, что не окликнул Дэнни по имени, поскольку уверен в том, что он намеревался рассказать мне что-то. Доминик была первой, не считая Тома и Люси, кому я рассказал об этом.

– Все мы скорпионы, – сказала она, сжав мое лицо руками. Ее голова все еще лежала на моей груди; я слегка склонился и тоже сжал руками ее лицо. Она со смехом подняла голову и попросила сигарету.

Я раскурил ей сигарету, на ее кончике засветился оранжевый огонек, и это моментально напомнило мне наше путешествие в Европу; не знаю почему, но моя память выплеснула из своих глубин на поверхность эту историю с водным велосипедом. Доминик вновь засмеялась, и от ее грудного смеха моя грудь, казалось, завибрировала.

– Ты до сих пор тащишься от этого велосипеда, – сказала она.

– Я же хотел доплыть на нем до Марокко, если ты помнишь? Но всякий раз, когда мы крутили педали в направлении от берега, нас снова относило к пляжу. Я думал, что ты не крутишь педали во всю силу, а ты думала то же самое обо мне. В конце концов ты поняла, что нас сносит течение, и мы поменялись местами. Помнишь, мы прошли вдоль пляжа по дуге, наверное, с полмили, пока я не обратил внимание на…

– …то, что одна педаль была заблокирована, – сказала Доминик, гася наполовину выкуренную сигарету. – Да, мне кажется, ты до сих пор все еще тащишься от этого велосипеда. В то время все было совсем иначе, а с тех пор мы все сильно изменились.

Мы ненадолго замолчали. Она прижалась ко мне, и я почувствовал, как быстро забилось ее сердце; мое тоже застучало чаще, как будто старясь войти в ритм, с которым билось ее сердце.

– Все то время, что мы путешествовали, ты пытался меня склонить, – произнесла она, вставая, чтобы взять плед. – Нет, я говорю не об этом путешествии: сейчас мы ссоримся только из-за бензина. Ты изменился. Тебя похитили братья по разуму.

Доминик вернулась с пледом в руках, но не накинула его, а со словами: «Тело греет лучше, чем джемпер» – села рядом со мной. Она стала рассказывать мне о ссорах, вспыхивающих между ней и Карлосом из-за Австралии, и сказала, что уже не хочет, чтобы он вместе с нею ехал в Перт. Он только все усложнит: а ей необходимо побыть наедине с собой. Я, откровенно говоря, не знал, что ответить, а поэтому стал гладить ее по плечу, повторяя при этом, что все, что бы ни случилось, будет нам на пользу. А потом моя рука скользнула по ее ноге.

– Нет, – спокойно сказала она.

Хотя мое прикосновение не было намеренным – я всего лишь почесал комариный укус на собственной ноге, – я, сам не знаю почему, не сказал ей, что не собирался гладить ее ногу, а лишь с грустью посмотрел на нее.

– Карлос? – спросил я.

– Карлос, – ответила она, кивая головой и отодвигаясь от меня, – он же ребенок. Она встала, обошла стол и села на скамейку напротив. – А как Люси? Тебе, наверное, не терпится ее увидеть?

Я, должно быть, не очень походил на счастливца, потому что она протянула через стол ко мне руку и спросила: «Ну так как?»

Я взял ее руку, но с такой нежностью, как будто на моей ладони оказался мыльный пузырь, и посмотрел ей прямо в глаза. Ее маленькие пальцы были как тоненькие морковинки.

Она начала рассказывать мне о Джоне, которого любила как друга, никогда не испытывая страсти и влечения к нему; с Джоном она чувствовала себя надежно и комфортно, поэтому ей нравилось жить с ним в Перте.

А я поведал ей о своей теории: единственная причина, по которой вы отправляетесь путешествовать, состоит прежде всего в том, чтобы выяснить, для чего вы вообще отправляетесь в путешествие. Она ответила, что всегда существует одна «практическая» причина и одна «эмоциональная» причина.