Всюду жизнь

Не нужно беспокоиться и за, допустим, Евгения Вагановича Петросяна. В самом деле – с ним-то, всенародным любимцем, что может случиться? Ничего. Как шутил, так и будет шутить. И КВН по телевизору тоже будут показывать. И Максима Галкина. Вы думаете, Максим Галкин не сумеет спародировать Касьянова или кто там станет нашим президентом? Сумеет, вся страна хохотать будет. Да и дуэты с Аллой Пугачевой новая власть, конечно, не запретит.

И Олег Михайлович Газманов никуда не денется. Ему даже не придется напрягаться и писать новые песни – хиты девяносто первого года «Свежий ветер» и «Тень буревестника» в современной r'n'b аранжировке вполне могут стать гимнами русской революции – чем они хуже известной песенки «Нас богато и нас не подолати»? Да ничем, и даже лучше.

А вот в послереволюционных перспективах своего доброго друга Ильи Яшина я, если честно, сомневаюсь. То есть понятно, что после революции он не пойдет доучиваться в свой вуз, но и передовые отряды гражданского общества, столь любовно создаваемые Ильей сегодня, – ну кому они будут нужны после того, как оранжевое или какого там оно цвета будет знамя взовьется над Кремлем? Вы сохраняете презервативы после использования? Вряд ли. Вот и русская «Кмара» или «Пора» точно так же никому не будет нужна после исполнения отведенной ей роли. Разве нет? Скажи, Илья?

Нацболов, которые сейчас сидят, конечно, выпустят из тюрем и пару раз покажут по телевизору. Я тоже, Бог даст, у них возьму интервью. Но что с ними будет потом, догадаться тоже несложно. Знаете, раз в год в августе возле Дома правительства на Краснопресненской набережной собирается с десяток полубезумных граждан, которые, кажется, только по случаю памятной даты ненадолго выходят из перманентного запоя? Это идейные защитники демократии из девяносто первого года, сейчас они – натуральные отбросы общества. А ведь и им когда-то была нужна Другая Россия, хоть Лимонов в то время еще не придумал этого названия.

Пенсионеры, которые весь январь будоражили страну демонстрациями по поводу отмены льгот (и наверняка, когда потеплеет, побудоражат еще), возвращения льгот, конечно, не дождутся; не дождутся по двум причинам – во-первых, никто новых льгот не учредит, во-вторых – пенсионеры к тому времени в основном поумирают. Это, конечно, не значит, что волнений, связанных с социальными реформами, не будет, – будут, ведь будут же реформы, правда? Значит, никуда не денется и нынешняя милиция с ОМОНом, только – вот парадокс! – зверства ОМОНа почему-то не будут, как сейчас, вызывать протеста у либеральной интеллигенции, зато слово «быдло» по отношению к выходящим на демонстрации гражданам вернется в лексикон просвещенной публики и прочно в нем закрепится.

Студенты, может быть, смогут спокойно учиться в своих институтах – с отсрочками от армии все будет нормально. В армии, строго говоря, все останется по-прежнему – и служить будут те же простые парни из рабочих районов, где нету работы, и тысячи мрачноватых воинских частей, разбросанные по стране, ни во что приличное не превратятся, и нового оружия и техники не будет. Разве что войска, наверное, уйдут из Чечни, и воевать в Чечне не придется. И в Ингушетии тоже, и в Дагестане, и в Ставрополье, и на остальных территориях, отвоеванных у революционной России свободолюбивой Ичкерией.

Меня, надеюсь, к тому времени не выгонят из «Коммерсанта». И о чем писать заметки, тоже найдется – новости всегда есть. Раз в месяц, может быть реже, мы будем встречаться с Ильей Яшиным, пить водку (сейчас Илья принципиально не пьет и никогда не пил, если не врет, конечно) и вспоминать о революционном две тысячи пятом годе. Будем спорить о том, что мы делали не так и как так вышло, что нас обманули. И снова пить водку.

В самом деле – не с Василием же Якеменко ее пить?!

2 марта 2005

Жизнь Памяти

Жизнь памяти как умирают крокодилы

Нас засудил «Альфа-банк», а вот, например, журнал «Крокодил» вообще закрыли. Закрыли в очередной раз – только за те три года, что он назывался «Новым крокодилом» (оригинальный бренд кому-то не тому перепродали лет пять назад), это третий, что ли, случай, если не четвертый. Сейчас главный редактор говорит, что это уже окончательно и «Крокодила» больше не будет никогда.

Мне вдвойне обидно, что он закрылся, – в последнем, сверстанном, но так и не вышедшем номере на второй полосе стоял мой фельетон. Неоднозначный, в общем-то, фельетон, потому что я очень слабо представляю, как нужно писать для «Крокодила». В этом фельетоне я рассказывал об ультрасовременном заводе с белоснежными цехами и тонированными стеклами, на котором с полностью автоматизированных линий сходят стильные конторские счеты. В конце я спрашивал читателя, бывают ли такие заводы; читатель наверняка ответил бы, что нет, не бывает, а я отвечал читателю – а наше телевидение – разве не такой завод? Техника великолепна, содержание не менее архаично, чем те же конторские счеты. Как-то так.