Всюду жизнь

Разбирательство длилось несколько месяцев. Поляки требовали дисквалификации, Коломенский показывал протокол опечатывания машинного отделения, бельгийцы и американцы из парусной ассоциации тихо сходили с ума от неприличных внутриславянских разборок. В конце концов претензии „Дара млодзежи“ специальная комиссия признала необоснованными, но союз канадских городов, предоставивший регате тот красивый кубок, неожиданно вспомнил о том, что кубок – переходящий, и потребовал от российской стороны его вернуть. Сейчас кубок стоит в каком-то канадском музее – видимо, до следующего миллениума.

Польская девушка Яна все это время лежала у себя в Гдыне в больнице, приходя в себя после травмы. В калининградских газетах, в которых написано о том, что Коломенскому дали медаль, я прочитал, что девушку после травмы бросил ее жених, с которым она вместе ходила в море на „Погории“. В самом деле – зачем ему она с переломанным позвоночником-то?

Сейчас, когда варшавские и московские власти обмениваются топонимическими приветствиями – они нам Дудаева, мы им Муравьева-вешателя, – я вспоминаю девушку Яну и капитана „Дара млодзежи“.

30 марта 2005

Революция еды

Коль скоро мы заговорили о еде, давайте и дальше о ней. Я больше никогда не пойду есть в „Макдоналдс“. В субботу ездил в Солнечногорск на допрос по делу Кашина-Яшина (по доброй традиции, следователь неделю вызванивал меня по мобильному, наконец уговорил приехать – приезжаю, а его, конечно, нет; так я и остался не допрошенным). На каком-то этапе захотелось есть, а Подмосковье тем и отличается от нормальных русских областей, что там в каждом райцентре имеется „Макдоналдс“. Поел, вернулся домой – а там любимая женщина ни с того ни с сего (раньше с ней такого не бывало) говорит: „Хочу в „Макдоналдс“. Пришлось идти второй раз, а два раза по три гамбургера – это, я вам доложу, кошмарный удар по желудочно-кишечному тракту. Уже вон сколько дней прошло, а я без содрогания о „Макдоналдсе“ думать не могу и, полагаю, не смогу еще долго. Поэтому, когда поеду в Солнечногорск или еще куда и проголодаюсь, есть пойду в какое-нибудь менее одиозное заведение – слава Богу, таких на Руси сейчас много.

У всех них разные названия (чем дальше от Москвы, тем чаще это женские имена). Разные интерьеры. Иногда в углу стоит телевизор с караоке, чаще – просто играет приемник с „Русским радио“. Ленивая (то ли не выспавшаяся, то ли с похмелья) официантка принесет меню. В меню можно не смотреть: не важно, что названия и интерьеры этих маленьких кафе путинской России разные, в меню всегда одно и то же. Из первых блюд везде есть солянка – кажется, поварам таких кафешек доставляет удовольствие сознание того, что в суп можно бросить оливку и лимончик. Из салатов – обязательный „Цезарь“. На второе или мясо по-французски – мясо, запеченное с сыром и помидором, с гарниром из пережаренного картофеля фри, – или, на выбор, жаркое в керамическом горшочке. И хлеб в плетеной соломенной корзиночке. Минералка – местная или „Перье“. Или, если хочешь просто чаю попить, бутерброд с семгой.

Совок за десятилетия своего существования выработал универсальную советскую кухню – идеальную для новой исторической общности людей, которые питаются в столовых. Винегреты, борщи, котлеты с картофельным пюре, компоты из сухофруктов. Алюминиевые вилки-ложки. Постсоветская или даже все-таки постьельцинская, путинская то есть, эпоха за несколько лет превратила совковую столовую в атавизм – сейчас, если найдешь такую на полузаброшенном заводе или в недоприватизированном учреждении, считай, повезло (у нас в Калининграде недалеко от редакции, в которой я работал, была последняя в городе муниципальная столовая – часто о ней вспоминаю, ностальгируя). А так – в каждом спальном районе большого города, в каждом маленьком городке сотни, тысячи одинаковых кафешек с солянкой и мясом по-французски. В Клину я ел в таком заведении прямо в тамошнем кремле, в Ростове – в каком-то подвале около центрального рынка, во Владикавказе – на берегу Терека (на двери там висела очаровательная табличка „С огнестрельным оружием просьба не заходить“). Эти кафе – не менее важная примета путинского застоя (или отстоя), чем Петросян в телевизоре и всесильный Сурков в разговорах, чем важные физиономии спецслужбистов и кинофильмы по романам Акунина.

Еда – очень важный культурный (а значит, и политический) фактор. Перед президентскими выборами девяносто шестого года в провинции на дверях продмагов висели портреты Зюганова с надписью „Купи еды в последний раз“. На киевском майдане Незалежности, если очевидцы не врут, революционеров кормили непрерывно и повсеместно: у большинства побывавших там главное впечатление – не пресловутый руль на голове Тимошенко и не песни „Океана Эльзы“, а именно борщ и чем еще наши украинские братья питаются.