Всюду жизнь

Вадим(поднимается с бокалом). Ребята! Еще один тост предлагаю. Надо поздравить наших сибиряков с победой: их проект принят!

Лина(толкает мужа). Дима, в присутствии Константина твой тост неуместен!

Вадим. Почему же неуместен? Мы все должны радоваться, что наши друзья сэкономили государству десять миллионов и на год сократили сроки строительства!

Никита. Вадька прав! Отбросим личное самолюбие. Не обижайся, Костя! Будь объективным. Выпей с нами за победу нового, смелого решения!

Константин(натянуто). Пожалуйста, я выпью…

Катя. И еще один тост — персональный — за Устьянцева! Фортуна прямо-таки осыпает своими милостями Федечку: профессор Радынов предлагает ему должность на своей кафедре!

Голоса. Неужели? Вот это прыжок: Сибирь — Москва! Поздравляю, Федя!

Федор. Тише, ребята, отставить тост! Рано еще мне учить других, прежде надо лет двадцать на стройках поработать.

— Как? Неужели ты отказался? — удивилась Катя.

— Отказался, — подтвердил Федор.

— Вот не ожидала! Отказаться от блестящей научной карьеры, от Москвы — это же… Это же глупость, несусветная глупость!

Катя говорила горячо, взволнованно, и Федора удивило, что она так заинтересованно воспринимала его отказ: какое ей дело до него?

Вадим. А я считаю, что он поступил правильно!

Константин. Еще бы! А кто же будет осуществлять его предложение? Не я же!

До того молчаливый и хмурый, Костя вдруг оживился, заулыбался, видно, решение Федора обрадовало его. Но почему, почему, не понимал Федор.

Тимофей. Нам с Устьянцевым надо Сибирскую станцию достроить до конца, пустить ее!

Федор. Верно, Тим! А за нею только на Студеной будем строить еще три ступени каскада!

Никита. Значит, и мне достанется начинать стройку с первого колышка?

Федор. Достанется, Ник, достанется… Не только нам, и детям нашим работы в Сибири хватит!

Варя. Ребята! Давайте-ка споем по этому поводу нашу студенческую.

Главное, ребята, сердцем не стареть,
Песню, что придумали, до конца допеть.
В дальний путь собрались мы, а в этот край таежный
Только самолетом можно долететь.

Все стали подпевать Варе, постукивая в такт вилками и притопывая, а потом неожиданно Римма поднялась на эстраду, поговорила с музыкантами, взяла микрофон и под музыку оркестра запела начатую Варей песню. К удивлению всех, голос ее, усиленный микрофоном, был ничуть не хуже, чем у многих известных эстрадных певиц. Федор первым встал из-за стола и пригласил Варю танцевать под песню Риммы, за ним пошли другие.

— Я ведь тоже сибирячка, Федя, — заглядывая Устьянцеву в глаза, сказала Варя.

— Да? Я так и подумал, когда увидел тебя сегодня: такие русские красавицы сохранились еще в Сибири! Откуда же ты?

— Из Илимска! Где Радищев ссылку отбывал!

— Варенька, дорогая, так мы же с тобой земляки! Я из Усть-Ковдинского района!

— Знаю. Это на север от нас!

Варя нравилась Федору: она естественна, жизнерадостна, видно, добрая, и совсем не глупа, и непонятно, почему Катя пренебрежительно называла ее «толстой дурочкой».

Когда Федор отвел Варю на место, к нему подошла Лина, и они закружились между столиками.

— Я пригласила тебя, чтобы позлить Катьку! — шепнула она Федору.

— Ты думаешь, это ее тронет?

— О, я ее знаю! Она всегда и везде хочет быть первой! Ты не танцуй с ней, пусть побесится!

Федор так и сделал: проводив Лину, стал пробираться к своему месту за столом, но тут Катя позвала его, и по досадливому выражению ее лица Федор увидел, что это стоило ей больших усилий и больно задело ее самолюбие.

— Счастливчик ты, Федечка! Женщины приглашают тебя нарасхват! Да, ты можешь гордиться: герой, победитель!

Катя говорила беспечно и весело, но теперь Федор уже мог различить в этой веселости нарочитость и раздражение.

Федор. Не за себя я рад — за тех, кто меня послал. Жаль, что это неприятно тебе и Косте.

Катя. Да, карьера Кости теперь окончена! Всю жизнь прозябать ему рядовым инженером.

Федор. Карьера, прозябать… Не нравится мне это, Катя.

Катя. Но во всей этой истории больше всех потеряла я!

Федор. Не понимаю…

Катя. Ты всегда был тугодумом, мой милый! (Смеется.) Надо было мне за тебя замуж выходить!

Федор(пораженный). Как ты зло шутишь, Катя!

Катя. Нет! Я не шучу. Знаешь что: прими предложение Радынова. Возвращайся в Москву.

Федор. Ты снова о том же? Вопрос этот решен бесповоротно. Почему он тебя волнует — не понимаю…

Катя. Ты не понимаешь почему?

Танцуя, Катя увела Федора за колонну, где их никто не мог видеть, и, прижавшись к нему, поцеловала.

Она тут же освободилась от рук Федора и вышла из зала, наверное потому, что не хотела, чтобы видели ее пылающее лицо, и вернулась только минут через пятнадцать, уже спокойная и улыбающаяся.

Федор был взволнован до крайности. Рука его противно дрожала, когда он наливал себе боржом, и вода выплеснулась на скатерть.