У взорванного пивоваренного завода толпилось несколько тысяч солдат с манерками, баклажками, котелками, чайниками и кружками. В воздухе, пропахшем тухлыми дрожжами и пивом, стоял радостный гул. Толкаясь и матерщиня, солдаты пробирались к огромным чанам с пивом. При нашем появлении все они отхлынули в сторону, и мы вдруг увидали какого-то развязного человечка, который поспешно объявил:
— Я управляющий завода... Всю ночь працювали [63].
— Зачем вы их спаиваете? — спросил я.
Управляющий угодливо заулыбался:
— Hex лучше солдатики пьют на здоровье... Все равно достанется жидам. — И добавил, как-то особенно подмигнув: — Будет скандал...
Толпа все густела. Среди серых шинелей вертелись юркие личности с национальными флажками на пиджаках.
Кажется, идёт подготовка еврейского погрома.
В стодолу входит незнакомый доктор. Он смущённо и недоверчиво всматривается в наши лица и наконец произносит неуверенно:
— Я пришёл вас предупредить... Среди солдат ведётся погромная агитация...
Все молчат. Это приводит доктора в нервное состояние. Он горячится, жестикулирует и выбрасывает целые охапки слов, среди которых чаще всего повторяется: «незаслуженная репутация», «национальная политика», «гнусная клевета»...
И вдруг он обращается резким и взволнованным голосом к Базунову:
— Неужели, полковник, вы допустите?.. Неужели вы не понимаете, что в национальной политике..
— Неужели вы обо мне такого дурного мнения? — усмехается Базунов. — За других не ручаюсь. Но наши солдаты... грабят только патроны...
Доктор торопливо прикладывает руку к козырьку, бормочет какие-то благодарности и уходит.
— Пускай попробует обратиться к полковнику Ефросимову, — говорит Базунов, иронически разглаживая усы.
— Поздравляю вас с десятым августа и с новым секретным приказом, — насмешливо гудит Базунов.
И все лениво протирают глаза.
— Приказ такой длинный, что вы снова уснёте, пока его дочитают, — говорит адъютант.
— Зато поучительный! — ухмыляется Базунов.
— «Матюша! Гуси!» [64]— кричит Болконскому Кириченко. Болконский лёжа читает:
— «Копия с копии. Секретно. Генерал-квартирмейстер штаба третьей армии. Отделение разведывательное. Двадцать третье июля тысяча девятьсот пятнадцатого года. Начальнику штаба четырнадцатого армейского корпуса.
Дежурный генерал при верховном главнокомандующем сношением от двадцать шестого июня сообщил, что в последнее время некоторые общественные деятели стали усиленно получать командировки от Всероссийского земского союза и от Союза городов в действующую армию для раздачи воинским чинам подарков и для исполнения некоторых других поручений. Поручения эти охотно стали принимать на себя такие лица, которые принадлежат клёвым партиям, преимущественно к партии кадетов и социал-демократов, и которые скомпрометированы в политическом отношении как видные деятели революционного движения.
До последнего времени вовсе не было даже установленного порядка, чтобы лица перед отправлением в армию получали удостоверения о своей политической благонадёжности от местных губернаторов. Обычно же они испрашивали разрешение на приезд в армию непосредственно от командующих фронтами.
Такое явление, что именно левые элементы в последнее время ищут возможности побывать в армии, невольно наводит на подозрение, какие именно цели преследуются ими при этом и не вызываются ли такие поездки желанием внести в незаметной форме известную долю разложения и недовольства в ряды войск.
Ввиду изложенного начальник штаба верховного главнокомандующего приказал строго воспретить пребывание среди войск на территории военных действий таких лиц, политическая благонадёжность коих весьма сомнительна, и немедленно изъять их из армии.
Об изложенном сообщается на распоряжение.
С подлинным верно. Старший адъютант штаба корпуса Кронковский».
Ехидно поглядывая в сторону докторов, Старосельский обратился к Базунову:
— А как же быть с лицами весьма сомнительной политической благонадёжности, которые служат в армии?
— Дать им вне очереди командировку в Киев!.
Весь день нервничают, тоскуют, ругаются и в сотый раз возвращаются к вопросу о казематах, конине и допотопных пушках, которыми защищаться нельзя...
Евгений Николаевич поехал в штаб корпуса за какими-то разъяснениями. Вечереет. Мы бродим по полю. Накрапывает дождик. Земля сразу превратилась в болото, над которым виснет мглистый, гнилой туман.
— Бр... Не хочется в крепости оставаться, — говорит Левицкий.
— Знаете что? — предлагает Кириченко. — Давайте отрежем себе кончик уха, уедем в Киев и там заявим прокурору, что бежали из плена, где нас пытали.
— А Костров таки улизнул, — говорит адъютант. — Выпросил отпуск у командира. Будет он потом на аэроплане пробираться в крепость.
За ужином Базунов разносит штабное начальство: